Так уж начало водиться, что Сэккэя начинали вызывать на задания, нежели как раньше, когда он только лишь сам приходил в резиденцию в качестве свободных рук. С одной стороны это было приятно, ведь, выходит, Селение было заинтересовано в нём, как в солдате. С другой стороны, никогда не знаешь, когда и чего от тебя потребуют. Так было и в этот раз: утро началось с послания, приписывающего явиться «на раздачу». Назначенное время и отсутствие маркировки говорили о том, что письмо не было срочным. Значит наверняка миссия, причём скорей всего длительная.
«Что несёт нам день грядущий?» — Залпом допивая апельсиновый сок и дохрумкивая конфету из пресованных орехов с мёдом (а что, молодой организм всё стерпит!), Сэккэй поднялся из-за стола и приступил к неторопливым сборам.
Проверить базовый набор синоби, подготовить оружие — последние несколько дней он провёл в тренировках, и ожидаемо кобура была полупуста после процедуры ухода за железом.
Собрать вещи в поход. Предчувствие говорило, что может понадобиться экипировка для долгого путешествия, и мальчик использовал это как повод рассортировать свои вещи. Да и чтобы после визита в резиденцию упаковать в рюкзак нужное быстро и легко.
Привести в порядок волосы, чтобы не стыдно было показаться в центре Ивагакурэ, и внимательно изучить лицо: кажется, скоро пора будет начинать бриться.
Ну и всё. Можно выдвигаться. Никого, чтобы прощаться и просить не беспокоиться, у него не было.
***
Мальчик прибыл в резиденцию раньше назначенного, и разговорчивый дежурный попытался завязать с ним диалог в ожидании ещё одного исполнителя. Беседа получалась односторонней, но и Сэкки было интереснее слушать, чем рассказывать. Благодаря этому в общих чертах, ещё до официальной выдачи миссии, гэнин уже знал её содержание.
Мир так устроен, что жизнь не даёт поблажек, кем бы ты ни был, но чем старше становится человек, тем шумнее дыхание немощности за его плечом. Так было и в судьбе художника-каллиграфиста Мити Тамуры, к которому подарком к грядущему семидесятилетию нагрянуло белокровие, обещая окончить путь. Обычная история — за исключением того, что слава и известность к старику пришли лишь недавно. Он не успел насладиться ими сполна. Отчаянно хотел ещё подзадержаться. И готов был пойти на всё: когда медики столицы Страны Земли уже развели руками, Мити решил, что должен отправиться в дальний северный край и попытаться найти медицинское чудо в городах Страны Снега.
Даже просто слыша историю человека, которого придётся сопровождать, Сэккэй уже ловил в воздухе нотки минорной тоски, что должны бы исходить от престарелого каллиграфиста. Грустная тема. В последнее время Сэкки везло на такие задания: эх, сейчас бы поймать сбежавшую мышь или расколупать мешок глины в карьере, а не вот это вот всё. Мальчик не удержался и спросил, почему именно его решили назначить на сопровождение.
И получил неожиданный ответ:
— А тебя выбирали по остаточному принципу, Сэккэй-кун. Просто ты сработаешься с человеком, кто действительно может быть заинтересован и компетентен.
И как раз в этот момент и прибыл напарник, которого мальчик незамедлительно узнал:
«Сэмпай! Я должен был догадаться!»
***
— Страна Снега… — Покинув резиденцию, Сэккэй задумчиво почесал нос. А нос ой как чесался в предвкушении большого путешествия. Покинуть пределы родного края, увидеть новые земли и новых людей — тем более в таком экзотичном месте; могло ли это не заводить подростковое сердце? Бывал ли сам сэмпай там, за морем?
— … там правда даже летом идут метели? — Непосредственность детских пугалок и сказок оставила своё наследие в его памяти. Казалось, что в своём энтузиазме Сэкки даже позабыл, что изначально им нужно присоединиться к экипажу Мити Тамуры, решившегося на дальний путь. Но нет, про него у мальчика тоже было множество вопросов и мыслей.
— И там правда такие хорошие врачи и могут помочь со смертельной болезнью?.. Они правда даже лучше, чем наши?
В последней фразе прозвучала даже нотка обиды.

Как это так, не развивало и не развивает медицину? В представлении Сэкки если ты большая и сильная страна, с почти неисчерпаемыми ресурсами — как реальными, так и политическими — то в тебе не может быть хоть и одной слабости. Сэкки помнил своё пребывание в светлых палатах госпиталя Ивагакурэ, а также оранжереи, однажды показанные ему Каином. Помнил он и тон самого Каина, способного объяснить, казалось, всё на свете. Сложно было поверить, что где-то всё могло быть лучше. Да и что значит лучше? Сэккэй не имел ни малейшего понятия о границах того, что нынче подвластно людям. Но точно знал: Страна Земли должна быть первой во всём.
Потому слова Каина пусть и не перевернули мальчика с ног на голову, но заставили недовольно насупиться. Но ровно до тех пор, пока напарник не упомянул, что и сам хотел бы отправиться туда, чтобы чему-нибудь научиться.
«А так можно?!» — До сих пор жизнь синоби представлялась Сэккэю привязанной к родному дому, и все, кто надолго покидал Ивагакурэ и, тем более, Страну Земли, в его голове несомненно имели либо сложнейшее задание, либо становились не иначе как преступниками. А тут вон оно как. Можно просто взять и уйти. Учиться! У людей из другой страны! Немыслимо и невероятно. А может даже неправильно.
Последние слова во фразе, про «очень долго», достигли разума с опозданием, добавив в мысли оттенок грусти.
«Если ВЫ этого хотите, то у вас обязательно получится… Но без вас тут точно станет скучнее», — сам того не подозревая, беззвучно ответил Сэкки на беззвучный же вопрос напарника.
***
Что такое морская болезнь Сэккэй, разумеется, не знал: куда ему, никогда не ступавшему на корабль. Но суточный полёт до Тинами был куда длиннее, чем всё, что мог бы рассказать Каин и о самом явлении, и как постараться его избежать, и даже что предпринять, если вдруг всё же Сэкки окажется тем неудачником, что недугу подвержен. В последнем мальчик, однако, сильно сомневался: он отдавал всего себя тренировкам мышечной координации и ощущению пространства, и потому верил, что его чувство равновесия готово к чему угодно. В качестве шутливого доказательства он, уже освоившись «плыть» по небу, даже позабавил напарника несколькими кульбитами в воздухе.
По уже состоявшейся традиции их с Каином путешествий спуск произошёл в безлюдной местности, после заката солнца. Земляное укрытие, ужин и отрывистая беседа ни о чём, посменное дежурство, короткий сон — и вот уже снова в пути.
Ближе к полудню следующего дня напарники достигли дома Тамуры в Тинами. У дома их встретила младшая из дочерей художника. И, пусть синоби и не ждали так рано (ох уж этот полёт!), немедленно проводила их к отцу семейства.
Сэккэй, как всегда, занял позицию молчащей тени, предоставляя Каину вести диалог с заказчиком. В то время как сам пользовался своей неважностью, чтобы обежать любопытным взглядом приготовления к путешествию, а также изучить и самого хозяина дома. Он уже успел нарисовать себе в голове образ очередного ухоженного и надушенного богача, и оттого сильнее был удивлён контрастом.
Мити Тамура возлежал на подушках, коими было обложено кресло в его кабинете. Отчего-то Сэккэю в этой позе виделось, что подушки служили не роскошью, а вынужденной мерой. Худой старик со впалыми щеками, бледной кожей и синяками на руках — такими людей при достатке Сэккэй ещё никогда не видел. В первый миг ему даже представилось, что смерть уже стоит у подлокотника этого человека, готовясь хлопнуть по плечу. Если бы не взгляд.
Взгляд блестящих — то ли из-за лихорадки, а то ли из-за старческих слёз — изумрудных глаз отметал любые мысли о том, что Мити был на пороге конца. Та уверенность, упёртость и жажда жизни, с которой о смотрел на синоби, удивительно поражали.
Старик сообщил, что экипаж готов двинуться в путь следующим утром, как и было запланировано изначально. Он сам, его незамужняя дочь, два взрослых внука от старшего сына, несколько слуг, а также носильщики подготовленного паланкина. Хоть Мити и заявлял, что желает как можно больше шагов пройти сам, вдохновляясь красотами осени, безумцем он не был, понимая, что дорога станет тяжким испытанием, и подготовил путешествие с серьёзным комфортом.
Остаток дня гостям предложили провести в доме, чтобы ознакомиться с маршрутом и всеми приготовлениями. И едва Сэккэй остался с Каином один на один, то не смог сдержать всё своё изумление:
— Он выглядит очень скверно, да? Даже я заметил… Ещё и пешком хочет идти; хорошо бы даже просто доехать успел… И такими темпами дорога, кажется, будет долгой.

Отредактировано Sekkei (27.01.2024 17:23)

Как и ожидалось, просто встать на предписанное им в чужом плане место синоби не могли. Наверное, будь на них меньше ответственности, они бы так сделали. Но эти двое относились слишком серьёзно к возможным угрозами и гипотетическим опасностям, не говоря уж о том, что им просто не хотелось, чтобы заказчик скончался в дороге. Сэккэй не знал, что такое дилижанс, но по контексту понял, что именно от него нужно. Карета так карета — к означенному сроку будет готова.
Вызнав дорогу и отправившись на подбор, Сэккэй невольно задумался о том, насколько разношёрстным становился быт людей. Насколько быстро шёл этот процесс сквозь года, он мог только догадываться, но зато видел, какой разной иногда была современность. В то время как одни всё ещё писали кистями в свитках, чтобы отправить послание с птицей, другие уже читали романы с пахнущих свежестью печати книжных листов, а третьи и вовсе пересматривали по сотому кругу любимые видео на домашнем кассетнике.
Так же и тут: Мити был из тех людей, что до последнего держался традиций древности. Всё от быта и уклада дома до ремесла, прославившего его, говорило об этом. Тем менее удивительно, как понимал теперь Сэкки, и его желание путешествовать подобно прошлым властителям, на расписном паланкине в окружении «придворных». Что ж, мир такое разнообразие прощал — а Каин нет. Мальчик мысленно желал успехов напарнику переубедить старика.
К означенному сроку транспортное средство уже ожидало Мити и его изрядно поскромневший круг сопровождающих. Тяжело опираясь на плечо слуги, старик погрузился в просторную и обставленную с удобством карету. По лицу художника Сэкки не понимал его настроения, но был удивлён успехом напарника, так значительно поменявшего планы.
Один из двух кучеров — если так можно было назвать управляющего паровым дилижансом — тронул транспорт с места. Каин с Сэккэем же сопровождали его на своих двоих. Так было бы удобнее реагировать на непредвиденные ситуации. Да и не хотелось мальчику лишний раз смотреть на немощного старика; слишком уж неприятным на подсознательном уровне было зрелище.
Размеренное пыхтение пара вскоре перестало выделяться на фоне окружающих звуков ночи, слух синоби сумел адаптироваться. Привлекали ли они внимание? Да, увы. Сэккэй извинился перед сэмпаем за то, что ничего иного ему найти не удалось. Но и сам Каин наверняка знал, что разыскать средство на лошадиной тяге в Стране Земли всегда было практически невозможно. Да и что толку: пыхтение пара или стук копыт? А так, выходит, не нужно заботиться о животном, знай топливо в печь подкидывай, да и только.
***
В самый сонный час, уже далеко за полночь, экипаж встретил препятствие. Синоби заметили его издали и приказали сменному кучеру притормозить. Узкий перешеек был завален гигантским валуном. Очень неудачным по размеру в очень неудачном месте — не обойти, не переехать. Но едва ли для синоби это могло стать серьёзной проблемой.
Каин, тем не менее, приказал быть настороже. Это предостережение тонкими иголками укололо разум напарника: это он, Сэкки, обычно видел во всём вокруг подозрительное и неладное. А вот конкретно сейчас внутреннее чутьё пробудилось лишь после предостерегающих слов.  Доставая из подсумка кунай, теперь Сэкки напряжённо ожидал, что что-то произойдёт.
Но вот дорога была освобождена. А следом ничего не происходило. Лишь в свете звёзд поблескивал металл в руке, да и только. Минута, другая, третья — в конце концов синоби велели продолжать дорогу. Мальчишка, однако, теперь уже не мог отделаться от разбуженного Каином чувства неладного, и озирался по сторонам с двойной осторожностью. Что если кто-то и правда мог захотеть поживиться кошельком Мити Тамуры?
«А кто?» — Вопреки обыденности Сэккэй начал не просто ждать плохого, но пытаться составлять варианты и раскручивать воображаемую ситуацию у себя в голове.
Сброд нищих грабителей? Да даже и организованная группа бандитов прямиком из Тинами? Возможно. Но теперь, когда старика сопровождали двое синоби, им нужно было бы быть совсем уж отчаянными, чтобы напасть.
Кто-то более опасный, те же наёмники? Кошелёк старого художника таких бы интересовал едва ли. Мог ли кому-то в жизни насолить Мити? Наверняка. Но, опять же, насколько же сильно, чтобы нападать на охраняемый другими синоби отряд? Сэккэй с Каином не скрывали свою принадлежность к числу ниндзя. И если себя мальчик не считал хоть сколь-нибудь опасной преградой на пути к Мити, то вот…
— Каин-сэмпай, а насколько вы известны? — Заданный вопрос был необычным. И Сэкки тут же его пояснил: — Я имею в виду… Вы думаете, кто-то осмелится напасть так в открытую?
— Если бы я должен был нападать на вас, — мальчик криво усмехнулся, — я бы подготовил ловушку там, где бы она была меньше всего логична… А вместе с ней сразу и ритуальный меч для самоубийства.
Над горами зарозовела полоска рассвета, а в карете загорелся свет: похоже, старик проснулся. Скоро придётся делать первый привал.

Мальчик не задумывался о том, что целью атаки может быть не старик, а кто-то из них двоих. Конечно, судьба уже показывала зубы и выписывала очень странные повороты, когда простое задание оборачивалось личными проблемами. B всё же Сэккэй сомневался в том, что что-то такое могло бы случиться и в этот раз. Была ли это стадия отрицания? Возможно.
Но вопрос его лежал в другой плоскости. Взбудораженный предупреждением Каина, он всю последующую дорогу пытался прикидывать риски того, кто и как мог бы теоретически на них напасть. И если сэмпай действительно давал окружающему миру лишь крохи информации, то для любых противников старого художника сейчас сопровождала лишь пара гэнинов.
– У меня нет таких мыслей, сэмпай, – в голосе прозвучала малая нотка обиды, и он пояснил: – Я просто задумался о двойственности нашего мира. Ниндзя скрывают свои навыки и достижения, прячут их от посторонних глаз и стирают информацию о себе, чтобы не дать врагам подготовиться.
Он говорил медленно и местами витиевато, выуживая и формулируя мысль прям на ходу.
– Но имя и слава порой могут служить не худшей защитой, чем техники. На выдающегося и известного страшнее напасть. Страшнее рискнуть, страшнее решиться на такое дело вообще.
– Я о вас уже что-то знаю; дважды подумаю, прежде чем нападать. И если решусь, то только во сне. А тех, кто вас не знает, ваше присутствие не отпугнёт. Больше атак – больше шансов подставиться?
Задумывался ли он когда-то вообще о феномене известности в мире синоби? Насколько важно быть известным? Насколько важно быть неизвестным? Мальчик был уверен, что завидев на поле боя Цутикагэ, даже сотня синоби побросает свои кунаи и побежит прочь, сверкая пятками. Туда же и следующий вопрос:
– Разве прозвища дают не за большие дела? Плохие, хорошие, удачи или неудачи, но заметные... Если человек никому не заметен, откуда у него прозвище?
Предложение подобрать сэмпаю какой-нибудь эпитет было обойдено стороной. Не потому, что не хотелось – как раз напротив. Но что-то серьёзное Сэкки родить бы не смог, а изрядно подурачиться и попридумывать всякую чепуху – дело святое, но не в присутствии самого сэмпая. И не на задании.
***
Сработала ловушка, заставив замеревшего под одной из скал Сэккэя моментально вскочить на ноги и в пару мгновений оказаться у кареты. На автомате мальчик надавил на плечи высунувшегося врача, пригибая его к земле: «Тихо!». Убедившись, что мужчина понял и замер неподвижно, гэнин сложил свои излюбленные печати, и четверых идентичных на вид мальчишек разметало по поляне. Один из клонов так и остался рядом с дилижансом. Второй метнулся и замер на половине расстояния между стоянкой и укрытием, где отдыхал Каин. Третий – лицом к оползню перед каретой. Ну а сам же Сэкки запрыгнул на крышу; он уже достаточно повидал, чтобы опасаться земной поверхности.
Атакуй противник сразу и, возможно, пришлось бы адаптироваться на ходу. Но враг тянул время: возможно, таков был его план изначально, а возможно он использовал паузу, чтобы отличить клонов от оригинала. В любом случае, и сам мальчик воспользовался странным затишьем, успевая скопить изрядное количество чакры в руках: как всегда, он рассчитывал на эффект неожиданности в контактном сражении.
Пауза затягивалась уже на десятки секунд.
Что делать? Неясно. Кричать Каину, выдавая врагу себя и свою неуверенность? Так тот сенсор и чуткий боец; скорей всего от звука оползня проснулся сам и тоже ждёт момента. А если нет, и он снова ушёл в глубокую спячку, которую Сэкки видал, то крик всё равно не поможет. Бежать лично тоже не вариант – отойти от кареты даже на десяток метров значит подвергнуть опасности основную цель задания. Идти проверять место оползня? Та же причина. Ещё какое-то время Сэкки предпочёл просто ожидать, будучи максимально наготове.
Если это не случайная белка задела леску, то кто-то словно бы прочитал мысли мальчишки о том, когда на них было бы лучше всего напасть.

Отредактировано Sekkei (03.02.2024 03:09)

— Хмф, — пробормотал Сэкки, услышав, что его враги и в самом деле были под землёй. Эта техника, что мальчик видал уже много раз, и правда становилась проблемой. Пора бы было уже начинать что-то с этим делать и искать универсальный метод борьбы против таких случаев.
То, что враг направлялся именно к нему, гэнин тоже уловил. Это было нехорошо: Сэкки находился на крыше транспортного средства, а вот врач Мити всё ещё оставался на земле. Использовать его в качестве приманки синоби себе позволить не мог, и потому пришлось вновь спуститься вниз, чтобы иметь возможности для защиты человека. Приземляясь у дилижанса и преграждая путь ко входу, как к самой уязвимой точке, Сэккэй замер, пытаясь уловить тот момент, когда противник решится показаться из-под земли.
Похоже тем же самым занимался и Каин. В голове мальчика было предположение, что обоих синоби будут стараться ликвидировать одновременно. И потому, едва у сэмпая возникло какое-то движение, Сэкки стремительно присел, хлопая ладонью со всей скопившейся чакрой по земле. Землю нехило тряхнуло, и дилижанс, как и всё в радиусе трёх метров, ощутимо просело. Взрыв, направленный вовнутрь горной породы, перемешал камень под ногами в песок, оставив лишь быстро пошедшую трещинами корку камня сверху.
«Попал?» — Ещё несколько секунд мальчик вслушивался в оглушительную тишину, пришедшую сразу за взрывом. Если он угадал с намерениями врага и правильно подобрал момент, то судьба атакующего была незавидна. Да и даже если тот находился не непосредственно в радиусе поражения, а недалеко от него, то расходящаяся в камне волна всё равно бы не прошла бесследно.
Видеть результат мальчик не хотел, не находя ничего приятного в потенциальном зрелище.
— Вы целы? — Убедившись, что никто не атакует, мальчик поинтересовался у слуги Мити. А не получив ответа слегка ухватил за плечи, пытаясь привести в чувство: — Эй, всё хорошо. Никто не даст вас в обиду.
Последние слова предназначались не только врачу, но и выскочившим на шум и встряску прочим обитателям повозки, кроме самого старика. Похоже, что Каин — в чём Сэкки не сомневался — уже тоже закончил. И, в отличие от младшего, взял врага живьём. Мальчик знал, что последует вслед за этим или, как минимум, догадывался: допрос, жёсткий допрос.
Его участником Сэккэй становиться не хотел, и предпочёл бы, пока Каин развязывает язык с выжившему, задать несколько вопросов художнику. Коль скоро подозрения сэмпая оказались верны, и за стариком действительно охотились — причём охотились ниндзя — было бы неплохо узнать хоть что-то о предполагаемых нанимателях и исполнителях. Вдруг это не поиски случайной наживы?
Разрешения поговорить с заказчиком мальчик у Каина и попросил.

Графомания возвращается!
Залезая по короткому трапу в дилижанс, Сэккэй уже заранее ощущал неприятное чувство, которое снова испытает при виде Мити Тамуры. Отворив дверь, он первым делом услышал пряный запах каких-то благовоний, наполнявших тесное пространство кабины. Но за этим сладко-коричным ароматом мальчик как будто бы почуял запах старости. Хотя, может, ему и казалось.
— А, это вы. Я боялся, что сейчас ворвётся бандит. Снаружи было шумно.
— Да. На нас напали.
Сэккэй внимательно следил за реакцией художника на эту новость, однако тот ничуть не изменился в лице, не повёл взглядом, не спросил о том, кто был ранен. Он что-то знал?
— Могу я задать вам несколько вопросов, господин?
— Смотря что за вопросы, — белёсые губы дёрнулись в улыбке, — прошу вас, конечно.
Отвечая на приглашающий жест, Сэкки сел напротив собеседника на мягкие подушки сидения. Точно на таких же, как и в момент первой встречи, полусидя расположился и сам Мити.
— Нападавшие тоже были синоби. Скажите, у вас есть предположения, кто бы мог их нанять?
На этот раз старик задумался. Не испугался, не занервничал, а просто задумался, прикрыв глаза. И невольно Сэккэй заметил, что землистое лицо художника как будто бы стало ещё более болезненным, чем в день знакомства. Было ли виной освещение или измученному организму тяжело давалась дорога? И этот человек правда считал, что мог бы осилить этот путь в медленном паланкине?!
— Нет, наверное, нет. У меня нет идей.
— У вас совсем нет врагов?
— Недоброжелателей хватает, — старик снова улыбнулся, поднимая веки и смотря на мальчика, — а врагов нет.
— Может, вы везёте с собой что-то ценное? Необычное?
— Только деньги. Никаких секретов и артефактов ушедших цивилизаций, уверяю вас.
Сэккэй в очередной раз удивлялся живости слезившихся глаз и бодрости, с которой Мити говорил вопреки возрасту. И исходя из его слов, похоже, нападение действительно было скорее спонтанным, нежели спланированным исключительно под старика. Ничего не поделаешь. Так, пожалуй, было даже спокойней. Гэнин поднялся, намереваясь уходить:
— В таком случае, извините за беспоко…
— Вы боитесь, я вам неприятен?
— Что?..
Вопрос застал мальчика абсолютно врасплох, заставив растерять напускную серьёзность. Неужели по его лицу и правда всё так просто читалось?
— Да, именно там у вас и написано.
— Откуда вы…
Старик рассмеялся тихим покашливающим смехом.
— Я всегда умел читать в людских душах … Шучу. У вас и правда вся радуга эмоций на лице. Разве синоби не учат скрывать своё отношение к происходящему?
— Я прошу прощения, господин.
— Ну нет уж. Теперь отвечайте.
А мальчик не хотел отвечать. Да и, наверное, не должен был. Но вопрос застал его совсем неподготовленным, и сбегать от него было бы трусостью. Проблема была в том, что ответа не было: гэнин не знал, отчего испытывает такое сильное отвращение к Мити, вплоть до лёгкой тошноты.
Молчание затягивалось, Сэккэй подбирал слова. Но художник нашёл их первым.
— Вам не нравится то, как это выглядит? Немощное тело, медленные движения, слабые глаза? Постоянный запах очередного отвара от моего лекаря? Я так же смотрел когда-то на своего отца. Юными глазами на чахлую немощь. Долгая жизнь, но большую часть которой мы лечим болячки, это наше родовое проклятье…
Мальчик всё так же молчал, благодарный судьбе за то, что старик решил предаться рассуждениям и воспоминаниям.
— … Вам я неприятен, потому что вы боитесь представить себя на моём месте? Вы бы предпочли умереть молодым нежели испытывать муки старости, а?
Художник снова о чём-то спрашивал, и Сэкки снова не знал, что ему ответить. Он не думал так далеко. Но старик был прав, и мальчик сейчас это понял: он мысленно представлял, что спустя десятки лет сам может оказаться таким. Но копаться во второй части вопроса прямо сейчас не хотелось, и он предпочёл ускользнуть:
— Вы думаете, в Стране Снега смогут вас исцелить?
— Да, — кивнул собеседник, отводя печальный взгляд к окну, — и нет. Я не выжил из ума и всё понимаю. Я писал многим и многим. И везде услышал один и тот же ответ. Когда кровь становится бледной и оборачивается против самого человека, даже молодых не удаётся спасти. Старикам же просто не вынести самого лечения.
— Но как же…
— Нет, даже в Стране Снега… Но я нашёл человека. Он прославленный медик. А в прошлом синоби, как и ваш напарник. Он дал мне надежду. Сказал, что у него есть экспериментальный подход. Разве мог я не попытаться?! Не осуждайте потуги больного уцепиться за его койку ещё хоть ненадолго! Ведь если он не сработает, то дорогу обратно я уже не переживу. Я чувствую, как сгорает моё тело изнутри; и хвороста уже немного осталось.
Сэккэй не знал, что ответить. У него не было сочувствия к Мити, но сейчас как будто бы что-то ободряющее нужно было произнести. Он открыл рот, но художник ещё не закончил свою мысль:
— Иногда мне кажется, что всё-таки это моё последнее путешествие… Вот почему я так хотел провести его со своими близкими; с теми, кто ещё остался со мной… В последний раз полюбоваться золотом дерева, вдохнуть воздух гор… Ещё раз увидеть море…
Господин Тамура повернул голову к Сэккэю, и на этот раз мальчик мог бы поклясться, что слёзы в глазах старика были от искренности, а не болезни.
— Как думаете, ваш строгий напарник разрешит мне выйти и посмотреть на море?
***
Стоило карете двинуться дальше, как Сэккэй поведал своему напарнику всё то, что услышал от Мити. В первую очередь про отрицание стариком потенциальных врагов и лишь потом — про его откровенности о целях своего путешествия. В дополнении к информации, полученной Каином от нападавшего, это однозначно указывало на произвольно-бандитский характер нападения, устроенный исключительно ради денег. Это радовало.
В какой-то момент Каин вдруг упомянул про Стихию Взрыва, и лицо мальчика на короткое мгновение просияло в улыбке. Похвала от старшего была приятна.
— Спасибо! — Так же тихо ответил Сэкки, — У меня плохо получается другое ниндзюцу, поэтому я стараюсь больше работать со Взрывом.
В голосе звучала серьёзность или даже скорее деловитость. Очевидно, прошедшие месяцы заставили Сэккэя окончательно свыкнуться с собственной силой, отчасти заинтересоваться ею и… возможно даже полюбить?
— Ударная волна в камне распространяется медленней. Но за счёт сдавливания породы сам эффект куда более опасен… Просто в воздух направлять удар куда сложнее.
Гэнин, пусть и шёпотом, но открыто и с удовольствием поделился с Каином своими наблюдениями и даже наработками каких-то новых открытий в собственных тренировках. Для него Каин был настолько своим человеком, насколько это было возможно, и он не держал тайн. Но в какой-то момент мысль всё же стрельнула:
— Мне следует меньше полагаться эту силу на глазах у людей? Как вы считаете?
***
Порт, куда держал путь их небольшой обоз, не поражал воображение. Куда меньше той же Токунаги — его даже не на все карты наносили. Оттого Сэккэй не испытывал никакого желания исследовать город, вместо этого полностью посвящая ночь посменному отдыху и разговорам ни о чём и обо всём сразу.
Наутро же дилижанс погрузили на уже подготовленный корабль, слуги под руки сопроводили старика в тёплую каюту, и вот якоря были подняты, судно отчалило. Сэкки застыл на корме, глядя как берег уходит всё дальше и дальше. Он переводил взгляд влево, вправо, оглядывался назад — везде простиралась бескрайняя даль, и вскоре они должны были оказаться окружены тёмными осенними водами со всех сторон.
«Ещё раз увидеть море», — голосом старика стояло в ушах гэнина. Он припоминал те романтические рассказы, в которых люди связывали плаванье с фантастическим приключением. Ничего подобного он в своём сердце не находил.
Размеренный шум и ребристые волны наводили на него тревогу и чувство опасности. Что скрывалось там, под непроглядной толщей? Их корабль, люди на нём — всё это ощущалось таким маленьким посреди этого неясного простора. Мальчик буквально с силой заставлял себя смотреть за борт, чтобы скорее привыкнуть к тревоге. Но даже если отринуть глубинную, неясную опасность перед стихией, то всё равно живо представлялось, что захоти кто-то напасть, то посреди огромного залива любая техника Воды обернётся смертью.
— Как вообще можно любить эту унылую синеву? — Пробормотал мальчик, спрашивая подошедшего напарника.

Быть может, его неприязнь к морю была связана с тем, что от моря он не ждал ничего хорошего. Единственное знакомство Сэккэя с простирающейся до горизонта водной гладью до сих пор было связано лишь с неприятными и страшными событиями, когда его и Масааки обманом вывели к обрыву к воде. Наверное, завидь сейчас мальчик где-нибудь на краю синего полотна любой корабль с белыми парусами, он бы даже вздрогнул и окончательно потерял следы хорошего настроения.
Оттого, глядя за борт, расслабиться и увидеть какую-то красоту он не мог. Всё время ждал подвоха. В отличие от Каина: старший напарник не ответил на его недовольство, но по взгляду мужчины, устремлённому куда-то вдаль, Сэкки понял, что их мнения не совпадут.
— Нет, всё в порядке, — мальчик действительно почти не чувствовал качки на относительно спокойных волнах. Его не мутило, голова не болела и не кружилась.
— Но чувство необычное… А каково вам? Чувствует ли человек с предрасположенностью к Стихии Земли что-то особенное, когда не стоит ногами на грунте?
Концепция стихийного ниндзюцу несмотря на то, что он сам делал ставку именно на него, всё ещё оставалась для Сэккэя загадкой. Он не мог до конца объяснить и самому себе, как именно рождается момент вспышки из обычной чакры. И уж тем более не понимал, как заставить её из вспышки превратиться, например, в камень. Наставники неоднократно говорили, что у Сэкки обязана быть предрасположенность к Стихии Земли. Как в принципе и у многих в этих краях. Но сам Сэкки этого совершенно не ощущал; не понимал даже, что именно должен бы ощутить.
Оттого сейчас у него и родился спонтанный вопрос.
— Как вы разделяете для себя ощущения, когда обращаетесь к той или иной природной трансформации?
Есть ли вообще какие-то отличия? Будь то молния или земля? Или всё лишь холодная деятельность разума, управляющего чакрой? Сэкки было бы любопытно услышать ответ от человека, который, как он представлял, знает всё. А что на счёт той техники, которую Сэкки видел, когда Каин лечил раны? Мальчик помнил необычное зелёное свечение — ощущалась ли эта чакра и само её применение как-то иначе?
В какой-то момент размеренного разговора к ним присоединился лекарь Мити Тамуры. Сэккэй отмечал, что за последние дни у этого человека настроение словно бы портилось всё сильней и сильней. Мальчик понимал его чувства: быть врачом, но не иметь возможности помочь, наверняка было сложно.
— Его снова лихорадит, он почти не ест. Появляются всё новые синяки, а старые не заживают. — Мужчина обращался в первую очередь к Каину. — Белые тельца ещё неделю назад почти достигли одной пятой всех клеток мазка. Вытяжку барвинка отменили ещё две недели назад на фоне язвы. Боюсь, терминальная стадия недалеко.
Сэккэй не мог поддержать этот разговор и отвернулся обратно к морю. Но, даже не зная слов, по тону понимал, что ничего хорошего лекарь его напарнику не сообщил. И не было похоже, что человек просил помощи или совета. Скорее информировал. Возможно, предупреждал?
«Сколько нам ещё плыть? Сколько ехать от берега до врача?.. Что делать, если мы не доедем в срок?»

Слова Каина, сказанные доктору, заставили Сэкки непроизвольно нахмуриться. Промелькнула досада, смешанная с недоумением. Возможно, для врача Мити Тамуры это могло выглядеть, словно подросток не совсем понял, что и как хочет сделать Каин — отчасти это было правдой. Реализация переливания крови для него была загадкой. Но основная суть озвученного была предельно проста. И уж напарник-то точно не мог не понять, что именно смутило в этой затее Сэккэя.
Но возражать мальчик не стал, лишь растерянно кивнув в ответ на приказ оставаться на дежурстве в одиночестве. Но проводил спину удаляющегося в каюты сэмпая весьма задумчивым и тягучим взглядом.
С начала начал учат, что тело синоби скрывает в себе множество секретов, которые нужно оберегать от чужеземцев. Тело синоби, несущего в себе особую кровь — а Каин лишь несколькими минутами ранее и сам подчеркнул, что относится к таковым — вдвойне ценно. Как раз из-за той самой крови. И насколько понимал из состоявшегося диалога Сэккэй, как раз своей уникальной кровью, не только по совместимости, но по особенностям чакры, и хотел поделиться Каин со стариком Тамурой. Мальчик не знал наверняка, но что-то подсказывало ему, что узнай кое-кто об этом в деревне, и быть беде.
Впрочем, куда более твёрдо Сэккэй знал, что если кое-кто об этом и узнает, то точно не из его, Сэккэя, уст. Он доверял и принимал решение сэмпая, хоть и не понимал его до конца.
Прогулка по палубе едва ли способствовала успокоению, а в бескрайнем море любое приближение видно было бы издалека. Сэкки переместился к носовой части и уселся почти у самого планшира, обхватив колени. Морской шум всё так же наводил на пасмурные мысли.
Кем был для них, случайных синоби Ивагакурэ, Мити Тамура? Не более чем заказчиком, коих уже было немало до него, и коих ещё будут десятки потом. Тогда отчего так царапал эмоции мальчика вид этого человека? Отчего Каин решил пойти на нерядовой шаг ради него? Неужели всё-таки Мити их обоих тронул? Но чем?
«Неумолимой неизбежностью», — вдруг подумалось Сэкки. Только если Сэккэю хотелось неумолимость просто отрицать, то, вспоминая давние слова Каина, думалось, что тому хотелось попробовать с нею сразиться.
***
Вечер на море опускался поразительно медленно. Если что действительно и запомнит Сэкки о заливе из этой поездки, так это переливы краснеющего неба и теряющую цвет морскую гладь. Это было почти так же удивительно, как закат на километровой высоте, но отражённый с ног на голову. Тогда солнце разливало огонь по облакам под иссиня-чёрным простором, а здесь — в иссиня-чёрный простор заливалось алое небо. Жаль, Сэккэй не умел ни писать картины, ни облекать впечатления в красивые строки.
Словно из синеватой дымки на тускнеющем небе выплывали огни приближающегося берега. Их путешествие было недолгим, и мальчик был рад, что завершалось оно именно так — золотой россыпью электрических светлячков в сумерках стылого края. С приходом вечера мальчик ощутил, отчего чужеземный край звался Страной Снега, становилось зябко — не холодно, но неприятно прохладно от осеннего моря.
Корабль тем временем зашёл в порт и плавно встал у длинной белокаменной пристани. В воду упал якорь, на пристань спустился трап, но никто не спешил покидать судно.
«Мы чужестранцы», — осознал Сэккэй после подсказки одного из матросов. Наверняка их корабль нёс какие-то опознавательные знаки, свойственные Стране Земли — Сэкки таковых не знал, но логично, что заход в крупный порт был строго регламентирован.
И правда, спустя какое-то время Каину и личному слуге-поверенному Мити Тамуры предложили спуститься и переговорить с подоспевшими официальными лицами. Сэккэй пока что оставался на корабле, наблюдая за спуском дилижанса и других грузов. Через какое-то время он заметил господина Тамуру, под руку с врачом поднявшегося из каюты на палубу. Как и прежде он выглядел неважно, но сейчас, вспоминая слова о терминальном состоянии, мальчик проникся уважением к тому, что этот старик в принципе всё ещё был способен столь хорошо ходить.
— Нам придётся остановиться на ночь в городе, — передал лекарю и художнику предположения старшего Сэкки, — вероятно, утром мы продолжим путь.
— Да, я так и думал. Я сообщил о том, что мы приплыли, тому врачу. Если нам повезёт, то к утру он сможет прибыть к намх.
«Сообщил? Через слугу?» — Сэкки не припоминал иного способа связи, которым бы мог воспользоваться Мити.
Тем временем вопрос с оформлением был решён, и вскоре пожилого художника спустили и вновь усадили в карету, чтобы доставить в больницу. Уловив момент, когда ни Мити, ни его слуги не могли услышать, Сэкки задал Каину вопрос, мучавший его со вчерашнего дня:
— Сэмпай, вы думаете, этот прославленный врач, единственный, что согласился попробовать помочь Мити… экспериментальным путём… действительно хочет помочь старику? Или же просто наживается на его горе?
— У вас есть предположения, кто бы это мог быть?

Напарник обратился к нему уже под вечер, и лишь тогда Сэкки отвлёкся от созерцания пустоты за бортом. Странное чувство: он побывал не просто в новом для себя месте, а пересёк море, коснулся совсем другой Страны, но не находил настроения думать об этом. Все его мысли были обращены к судьбе старика, которого они вынуждены были оставить. Часть мальчика отчего-то воспринимала это как предательство вопреки здравому смыслу. Другая же часть радовалась, что больше не было необходимости видеть чужую немощь.
Был ли мальчик расстроен в самом деле? Да, был — Каин считал эти эмоции без ошибок. И причин у этого расстройства было множество. Вся миссия, насколько бы гладкой она ни была, умудрилась подарить россыпь неприятных открытий.
— Да, домой… — отстранённо пробормотал Сэкки, — забыть этого старика и надеяться, что сопровождать его обратно позовут не нас.
Мальчик не стал бы говорить подобного, будь где-то поблизости люди Мити, но здесь и сейчас на палубе были только он и Каин. И пускай обсуждать заказчика непрофессионально, но обществу напарника Сэккэй свои мысли доверил:
— Он… такой… страшный. Даже не он. Его состояние. Эти трясущиеся руки, эта худоба. Он с трудом может ходить…
В душе и голосе мальчика изначально боролись восхищение мужеством Мити и отвращение от его участи. Отвращение одержало победу.
— Неужели это ждёт нас всех? — Гэнин смотрел поверх на глазах темнеющей воды. — Если так, то лучше умереть в тридцать, чем жить вот так до семидесяти.
Сэкки умолк на мгновение, заставив последние слова повиснуть в воздухе незавершённостью. Уж кто-кто, а Каин наверняка помнил о том, насколько ярко-болезненной была для Сэкки мысль о собственной смерти. Но теперь в уравнении появилась новая область определения: жить, как Мити Тамура, казалось невыносимым.
А мысль текла дальше.
— Я случайно подслушал их разговор, пока вы оформляли бумаги. Они ругали врача Мити за экстракты барвинка. Говорили, что это прошлый век. Что теперь они не могут дать ему ан… антра… антра-чего-то. И вся надежда на какой-то новый метод, что-то там киназа, что-то подавитель. Говорили, что есть маленький шанс несмотря на то, что Мити приехал так поздно….
— Вы думаете, мы с вами уже будем жить тогда, когда болезни отступят и мы победим старость? — Мальчик был необычайно разговорчив, сливая накопившиеся сомнения. — Если все Страны будут столь же развиты, как Страна Снега?
Скрепя сердце, но преимущество страны-соседа мальчик теперь признавал. А ночь тем временем окончательно опустилась рядом с плывущим кораблём. Скоро плаванье кончится.

ЭПИЗОД ЗАВЕРШЁН