«Ниндзя суперзвезда: Водопроводный патруль» | |
Дата, время: 13.06.625 |
|
Отредактировано Tomone (09.03.2024 11:34)
«Ниндзя суперзвезда: Водопроводный патруль», ранг D | 13.06.625
Страница: 1
Тема закрыта
Сообщений 1 страница 13 из 13
Поделиться106.03.2024 16:26
Поделиться206.03.2024 23:22
.. устал, просто устал. Дюжину дней – или около? – он кипел, он бурлил. Сердце – его бедный, жалкий, слабый орган – стучало, будто отбивая набат, вот уже полторы недели. С тех самых пор, как Бэнимару познакомился с Томонэ и Китачи – новоиспечённой командой. Затем – с Йонэ. Теперь – с ней?. Бэнимару посмотрел на девушку, стоявшую от него по левое плечо: красивая? наверное. и рваная? Будто кукла, сшитая из лоскутов и обрезков. Будто пазл, собранный в том числе и из лишних деталей: глаза – голубой и зелёный – друг другу противоречили. А кожа.. Бэнимару подумал: «как-то так, кажется, охотники размечали дичь..».
.. похуй, просто похуй. Запал – потух, и Бэнимару.. сдался. Точь-в-точь, как три года назад. И прошлой командой – олухом плюс олухом – он не был доволен; но к ним привык; привыкнет и теперь – к дурачку и дурочке. И даже к.. Бэнимару снова посмотрел на девушку, будто слепленную из других девушек: от неё пахло.. иначе. не так, как от Томонэ. от неё пахло.. смертью? То ли Бэнимару улавливал источаемые.. феромоны? То ли так лишь интерпретировал иные сигналы, пойманные ни носом, ни глазами, ни ушами, а.. душой? Бэнимару подумал: «первый.. и последний?.».
Наконец, он отвернулся. Задрав голову, он посмотрел на лампу. Поймав зайчика, он опустил голову. Такая.. маленькая-маленькая и чёрная-чёрная тень под его ногами очерчивала крайнюю зону комфорта – территорию, куда и родители не всякий раз решались ступить. И которую при первой же встрече.. истоптала Томонэ. Бэнимару посмотрел на девушку, стоявшую от него по правое плечо. Она пахла.. жизнью. Цвела. И подавляла: как всякий из цветков, Томонэ будто пыльцу распространяла; как всякий из аллергиков, Бэнимару задыхался и.. чихал. Чихнув, он вытер лицо о рукав.
Тем временем, Томонэ забрала свиток с заданием: «водохранилище», бла-бла, «фильтры», бла-бла, «очистить». Сука. Сука. Бэнимару – опытный генин: он знал, куда идти, представлял, что делать, и не был тому рад: казалось, из морщинок на его лице можно было собрать иероглиф «блядство!». Он скис, будто молоко, – примерно так и пах; и скрипнул зубами, словно половицей, – ещё чуть и те сотрутся. К горлу подобралась желчь. Выйдя за дверь кабинета, Бэнимару наконец пропыхтел: «как же меня это всё заебало!..»
Отредактировано Nara Banimaru (06.03.2024 23:50)
Поделиться308.03.2024 18:22
Кодзука к тучам относится с определённой долей философского принятия и некоего фатализма. Ну есть она — туча — и есть; ничего ты с ней всё равно не сделаешь: она густая, тёмная и от неё веет некоторой безысходностью и тоской; безвыходностью положения. Туча пройдёт и оставит за собой мокрые дороги, кашеобразную уродливую склизкую массу грязи в саду и спирающее ощущение духоты, которое протянется шлейфом и останется висеть в воздухе, пока полностью не пройдёт. Время и терпение — вот твой главный союзник в (морально-идеологической) борьбе с тучей.
Могут ли время и терпение помочь в борьбе с вонючей тучей, которая ныне стоит справа от Кодзуки и вот-прямо-сейчас окидывает её взглядом, ей — Кодзуке — на данный момент неведомо.
Она выслушивает, в чём заключается суть их сегодняшней задачи — да-да, водохранилище, хорошо; сегодня домой она вернётся по колено в грязи, вымазанная в осадке воды — ну, правильно, только этого её образу и не хватало до полного совершенства, верно? Кодзука кивает и разворачивается через правое плечо. Волей-неволей её взгляд снова падает на парня; снова задерживается на нём: в мешках под его глазами вполне можно организовать ещё одно водохранилище; правда, судя по цвету его кожи, внутри его тоже нужно будет изначально почистить. Кодзука про себя усмехается: кажется, что этот, напяливший на себя огромный мусорный пакет, вот-вот куда-то свалится; а его подружка — ну, его подружка дай бог, что не сломается по дороге, потому что её явно дома плохо кормят.
Их двое: девчонка и парень; которые сегодня вместе с ней отправляются на задание — обычное дело, в общем-то, и всё же Кодзука чувствует укол недовольства, когда они направляются к выходу из Резиденции. «И где они его только...»; мысль обрывается в её голове на середине, так и не рождаясь полностью, когда парень наконец-то подаёт голос.
— Что, часто драишь водохранилища? Или плохие воспоминания о мытье ванной дома? — широко улыбнувшись, спрашивает у того Кодзука, хитрым взглядом вперившись ему в его уставшие рыбьи унылые глаза. На секунду ей приходит в голову, что, возможно, это не лучшая фраза для самого начала знакомства. Кодзука эту идею быстро отметает.
— Якуши Кодзука, — она представляется, когда они выходят за порог Резиденции, и, разворачиваясь к своим новоиспечённым товарищам — они явно знакомы — наконец-то более тщательно их изучает.
При ближайшем рассмотрении парень оказывается в ещё более плачевном состоянии, чем казалось на первый взгляд: похожий на чёрное облако мешковатых шмоток, дурного нрава и болезненных черт внешности, он производит впечатление скорее воскрешённого мертвеца, чем её сверстника-подростка. Мертвец этот, очевидно, своим воскрешением не сильно доволен — а потому даже молча издает некий протяжный стон, беззвучно терроризирующий сознание окружающих.
Кодзуке этот стон нравится мало.
Сопровождает его существо небольшое, хрупкое и, в общем-то, довольно очаровательное — в этом Кодзука признаётся себе сразу; это девочка — угловатая и больше сложением схожая с юнцом, чем, к примеру, с самой Кодзукой; с удивительными глазами — и тоже вся какая-то тёмная, как и её товарищ (правда, в отличие от него, совсем не похожая на проделки сумасшедшего некроманта). Что-то в ней располагает к себе; может быть, именно поэтому, когда парень на секунду отворачивается, Кодзука спрашивает на ухо у девчонки:
— А с ним что-то случилось или он... Э... Такой?
Поделиться409.03.2024 22:47
Томонэ рада была наступившему дню, как была рада предыдущему и ему предшествующему, а также тем, что маячили впереди – знаменем светлого будущего, которое – по мнению Томонэ – обязательно придет. Ведь по-другому и быть не может, правда?
В очередной раз она проходится по улочкам селения, радуясь теплому летнему солнцу, гулу толпы, пению редких птиц, пробивающемуся сквозь шум индустриализации; от остановки через два квартала от ее дома она едет на маленьком трамвайчике в один вагон. По дороге она заходит в кофейню и берет три стаканчика с холодным чаем; для себя и своих спутников. Последнее время на задания они ходят полным составом, а приятные мелочи всегда поднимают настроение.
– Ох, как жаль, сегодня снова без Китачи. – Сетует Томонэ, подавая напиток Бэнимару; почти впихивая между костлявой клешней пластиковую тару. – Угощайся, пожалуйста, Бэнимару!
У Резиденции они ждут еще некоторое время, пока не придет их временный напарник; и появление это себя ждать не заставляет. К Бэнимару и Томонэ походит девочка; красивая – если не считать шрамов через все лицо, серая, почти как мышка – если не считать разноцветных глаз; хищных, раскосых, внимательных – от них веет мертвенных холодом, куда большим, чем от живого мертвеца подле нее. Он хотя бы пахнет, как человек; пускай и пренебрегающий гигиеной.
– Рада знакомству! – Улыбается девочка Кодзуке в ответ на озвученное имя, и почти сразу подает ей стаканчик с чаем; лед бренчит по пластику, жидкость внутри задорно булькает. – Это – Нара Бэнимару, я – Томонэ. – Взглядом указывая на емкость 0.2 с неопределенной для Якуши субстанцией. – А это холодный чай с клубникой.
В очередной раз к водохранилищу команду ведет Томонэ; она к этому как-то уже привыкла, что особым энтузиазмом напарники не обладают, но от медлительности и лености дела еще никуда не убегали – разве что накапливались снежным комом.
– А? Бэнимару? – Вопрос Кодзуки на несколько мгновений ставит девочку в тупик. Какой – такой? Уставший от жизни? Болезный? Кислый? Нелюдимый? Закрытый? Неприветливый? Томонэ и сама бы хотела знать, почему ее напарник «такой», а не «другой», но другого не предложили, да и она не сказать, что недовольна – тараканы Нары не в пример безобидные. – Скорее всего, просто не выспался. Не переживай, Кодзука, уверена, что пара выходных дней и крепкий сон ему обязательно помогут!
Томонэ поправляет панамку на макушке, а потом запивает свою мысль глотком чая из трубочки. Почему Бэнимару не спит по ночам?
*
Вода в резервуарах – зеленая и слегка пованивает, как тина на озере в пик жары. Невооруженным глазом можно заметить забитые до отказа фильтры, которые, кажется, никто не менял еще со времен сошествия Рикудо Сеннина на землю; моторчик внутри стеклянных колб стонет и урчит, издавая трель предсмертной агонии – тужится, но не справляется с работой.
– Вот вам сачки – снять зелень, вот инструменты – снять заглушки, а вот фильтры новехонькие – старые заменить. Как закончите – в кондейку постучите. – Щербато улыбаясь, прокартавил пузатый работник водохранилища, почесывая редкие кустишки бороды. – Давайте, так-то, побыстрее, а то смердит, что жить не хочется! Или, подождите, вентиляция тоже полетела?
Поделиться510.03.2024 01:02
«..» чай – всего лишь грязная водица. Томонэ отвлекается на Козуку; чуть мешкая в сомнениях, Бэнимару бросает полный стакан в мусорное ведро. «Однажды она сдастся!.» – думает он, глядя на неё, – «Сдастся же?.»
«..» Козука..: шутит?. доёбывается?. шутит и доёбывается?. Бэнимару не понимает; юмор – нечто ему чуждое; да и она – рваная – тоже. Он теряется, путается, не успевает ответить. Может, и хорошо? Может быть, и плохо.
«..» они – впереди, он – позади: в общем – по жизни; и в частности – сейчас, по пути к водохранилищу. Бэнимару хотел бы отстать и.. потеряться? Будто в лесу, будто ребёнок, будто от родителей; однополых. Чувствовал, что хотел бы. И осознавал, что не мог бы. Мозг и сердце ссорились, будто батя и дед; опять.. и опять.. и опять.. – по всякому вопросу. «И в том вся жизнь..» – припоминала мать, уча сына мудрости и.. депрессии. «И в том вся жизнь..» – припоминал сын, всё ещё шагая.
«..» наконец-то? Томонэ и Козука добрались до водохранилища; минутой позднее – и Бэнимару. Пахло летом.. и канавой? Работник узнал Бэнимару; но не наоборот. И запустил шарманку: «сачки», бла-бла, «фильтры», бла-бла, «вентиляция». Бэнимару переоделся: снял свою куртку, надел – чужую; натянул перчатки. Бэнимару снарядился: взял сачок. Работа – не волк, и в лес не убежит; к сожалению. Бэнимару заглянул в резервуар, а там – зелень. «Будто в том стакане!» – подумал он, припоминая об утреннем чае. Приступив наконец к работе, Бэнимару вновь пробубнил: «как же меня это всё заебало!..». И тут же глянул на неё – Козуку; и сплюнул под ноги; лишь для того, чтобы позднее за собой прибрать.
Отредактировано Nara Banimaru (10.03.2024 01:20)
Поделиться610.03.2024 14:25
Лёд в стакане отпечатывается на руках прохладой и влагой; напротив — в золотистых глазах Томонэ (так её зовут: Томонэ) разливается какое-то тепло, она щурится и обнажает зубы; то есть: улыбается; Кодзука, не выказывая замешательства, улыбается ей в ответ и делает глоток чая. Заботливо, предусмотрительно — значит, заботливая и предусмотрительная, так что ли выходит? Кодзука опускает взгляд на стаканчик с чаем, затем — снова поднимает на Томонэ, чуть исподлобья; или ты притворяешься? Нет, нет, не похоже;
так значит, солнечного зайчика отловили и поставили в пару работать с инкарнацией грязной смрадной лужи? Интересный дуэт.
Клубничный привкус сладковатым осадком остаётся существовать на её языке.
///
Бэнимару плетётся сзади — Кодзука и Томонэ видят первыми и работника водохранилища, и фронт работ; увлечение всевозможными ядовитыми жидкостями приходится кстати: едкие, неприятные и просто-напросто дерьмовые запахи уже некоторое время как не вызывают у Кодзуки сильных эмоций, и всё же — этого нельзя отрицать, этого нельзя не заметить: воняет здесь сильно, и крайне неприятно; Кодзука не морщится, с дежурной приветливой улыбкой кивает работнику и берёт сачок у него из рук; ручка сачка тонкая и хлипкая, а руки работника — загрубевшие, шершавые и сухие. Кодзука приподнимает сачок в руках и рассматривает его, как будто бы он представляет из себя что-то интересное; не представляет, конечно — это грустный, унылый и повидавший виды сачок; такой же безнадёжный, как и их сегодняшнее задание.
Кодзука завязывает до того распущенные волосы в хвост и натягивает перчатки; щебет птиц и общая размеренность дня действуют на неё усыпляюще — она легко щипает себя за плечо; сквозь перчатки не ощущается швов, но Кодзука знает наверняка, что дотрагивается до одного из них.
Прискорбные плоды нечестной захватнической войны тухлой мутной зелени с водой расплываются по глади. Кодзука вычёрпывает густой шмат сачком; «пшмямб» — теперь место обитания этой нечести — дно жестяного ведра; затем — ещё раз так и ещё; ещё раз и ещё; ещё и ещё раз; вскоре звуки передислокации зелени перестают издавать металлическое эхо и превращаются лишь в череду хлюпающих скользких плюх-ов при соприкосновении друг с другом. Кодзука думает о чём-то своём: о пути шиноби, об обеде (до которого отсюда ещё выгребать и выгребать), о клубничном холодном чае, о новой банке для пауков; она опоминается лишь тогда, когда, кажется, зелени уже почти не остаётся — лишь редкие разводы, расщепляющиеся на полузаметную крошку, дрейфуют чуть поодаль.
Она протирает лоб запястьем — больше чтобы поправить волосы, нежели чтобы убрать пот — и оглядывается на Бэнимару и Томонэ.
— Бэнимару, — окликивает того Кодзука, выпрямляясь во весь рост; полуденные солнечные лучи слегка щипят её глаза, — может, раскрасим твои штаны в зелёный? Мне кажется, тебе пойдёт.
Она берёт в руки ведро и отставляет его к остальным таким же, содержащим мокрую зелёную гадость. Затем поднимает инструменты; Томонэ — как и по пути на водохранилище, находится с ней рядом, и потому получает их в руки; Бэнимару — дальше; ему инструменты отправляются в полёте: как передача, не вследствие намерения покалечить.
— С зеленью вроде всё, — она стряхивает руки в перчатках, — теперь — заглушки, да? Неплохо. Треть дела сделана.
Кодзука подмигивает Томонэ и снова подходит ближе к воде.
Поделиться711.03.2024 23:54
Томонэ задорно работала сачком; ловко собирала ряску, сбрасывая ее ведро под хлюпающие и булькающие болотные звуки. Р-раз-два! Р-раз-два!
Не хватало только лягушек и мошкары, чтобы окончательно погрузиться в атмосферу лесного кемпинга. Томонэ любила кемпинги и купаться речке; и легкий запах тины и вовсе ее не смущал.
Меж тем рядом сновали то Бэнимару, то Кодзука, лениво мешая болотную жижу в зазеленившимся водохранилище; Нара выгребал траву, словно чистил ассенизаторские лопатой, Якуши же – будто варила зловонное зелье, умиротворенно помешивая воду и шлепая большим черпаком в ведро.
– Зеленый всем идет! – Решив смягчить подколку Кодзуки, промурлыкала Томонэ, вычерпывая остатки тины. – У меня есть отличный костюм такого цвета! – Она бросила взгляд в ведро, где пузырилась буро-коричневая ряска с легким травянистым отливом, похожая на вчерашний плохо переваренный ужин. – Знала бы, что идем чистить воду, надела бы его. Представь, от местного жителя бы не отличили! – Девочка издала звук, похожий на кваканье лягушки; набрав воздуха в рот, она присосала внутреннюю часть щеки, получив пузырек и тут же нажала пальцем в ямочку на своем лице. Получилось дюже похоже на жабьи звуки.
Томонэ присела на корточки перед резервуаром, закинув руки на низкий борт. У нее немного затекли ноги, и хотелось уже передохнуть и немного размяться; такая погода хорошая – вот бы действительно сходить на озеро и немного поплавать.
– В начале нужно взять пробы воды, вдруг здесь что-то завелось. – Томонэ подошла к своему рюкзаку и достала выданные в Резиденции пробирки, а после, передала их Кодзуке. – Сделаешь? Если не умеешь, я покажу, как надо.
Впрочем, Кодзука довольно быстро показала, что справится сама, продемонстрировав углубленные знания в процессе сбора образцов местной микрофлоры, что, несомненно, Томонэ восхитило; мало кто среди ее однокурсников хорошо орудовал склянками, колбами и предметными стеклами, предпочитая избегать вопросов биологии во многих аспектах – даже тех, которые могли бы им пригодиться в быту.
– Бэнимару, поможешь мне? – Подскакивает зайчонком к скисшему Наре и подает ему набор с инструментами. Несколько отверток да гаечных ключей; ничего серьезного, что точно можно доверить генинам, этого доверия не вызывающих.
Канцелярским ножичком Томонэ освободила свежие фильтры от пупырчатой упаковки; меж делом уделив внимание лопанью пузырьков, с выражением полного и безоговорочного блаженства на лице.
– Эта штука так расслабляет… Бэнимару, не хочешь полопать пупырышки? – Девочка заглянула согбенному Наре через плечо; кривясь и чертыхаясь, он раскручивал проржавевшие гайки с попеременным успехом; кое-где ему удавалось с легкостью, а где-то его ждала сорванная резьба.
Поделиться816.03.2024 00:15
Снова? Снова! Снова: шутка.. и Бэнимару – недоумевал; по паре причин: во-первых, Козука смеялась или насмехалась? во-вторых, с ним или над ним? Наверняка, ответ – в её глазах; но в котором – голубом или зелёном? Бэнимару – напрягался; и напряжение то отзывалось треском; а трещало.. нечто: пространство – между ним и ней? а может, синапсы в мозге? или череп? или сачок? Бэнимару ослабил хватку; и, отвлёкшись, не успел ответить. Снова? Снова! Снова: вмешалась Томонэ. И она – затрещала: «зелёный всем идёт!»
– .. ш-ш-шутка ли? – прошептал, прошипел Бэнимару – тихо-тихо, еле слышно; в особенности неприметно за её – Томонэ – навязчивым щебетанием.
Бэнимару сдал ведро и сачок – теперь грязные и вонючие; и принял – т.е. с трудом поймал – брошенный Козукой инструмент. Заебало! Заебала! И сбежала – с Томонэ вместе. Бэнимару – тормозил; и то раздражало его лишь пуще. Поскальзываясь на грязных ботинках, он не сразу нагнал напарниц; а те уже к работе приступили: Томонэ – командовала; а Козука – командам следовала. Вскоре после, Томонэ и до Бэнимару добралась: бесполезный инструмент – забрала; полезный – подсунула. Вместе они принялись за работу.
Бэнимару любил работу; монотонную – в особенности; пусть то и не признавал. Но не любил людей.. и женщин; кроме мамы – всех; и в том без стеснения признавался. Невзлюбил Бэнимару и Козуку – по очевидным причинам, и Томонэ – по неочевидным причинам: сиротка – (а иначе, какова её фамилия?) – расслабляла.. и проникала под панцирь, под рёбра – близко к сердцу. И даже Бэнимару – то ли улитка? то ли черепаха? то ли броненосец? – сдавал перед её напором: ещё чуть-чуть – и ел бы с рук; ещё немного – и вилял бы хвостом. Но.. Нет? Нет! Нет:
– Иди нахуй, Томонэ! – сказал Бэнимару сперва; а чуть позднее, прикрикнув, добавил: – И ты иди нахуй, Козука!
Бэнимару терпел и терпел, терпел и терпел до сих пор, ну а теперь – сорвался! Пупырышки? Какие, нахуй, пупырышки. С самого утра.. нет, с самого начала месяца они – Китачи, Йонэ, Томонэ, Козука – лопали его нервные клетки: одна за одной, одна за одной. Заебало!
– Идите обе нахуй! – продублировал Бэнимару на случай, если Томонэ и Козука не расслышали; или не поверили; или ещё не стартовали в том направлении.
Поделиться916.03.2024 14:23
ооооооооооООООО, ха-ха, так, значит, да?
С пробирками, склянками, колбами и подозрительного вида отталкивающими жидкостями с резким запахом у Кодзуки давняя дружба — потому, и правда, протянутое ей Томонэ добро не вызывает у Кодзуки ни удивления, ни отторжения; не вызывает же и сложности тестирование воды на заражения и загрязнения. Внутри обнаруживается достаточно интересного — живого и (уже) не очень; тем не менее, ничего критичного или опасного для обитателей селения — вода после замены фильтров будет не только вполне пригодна для питья, но и даже на вкус, наверное, ничего. Ну, это если повезёт. Короче...
Короче, по части задания всё складывается вполне благополучно. По части коммуникации с напарниками... Ну, то есть, в области установления коннекта...
с коннектом — кажется — возникают — ну, в общем, сложности.
Кодзука поднимает от фильтра и пузырчатой плёнки глаза; вдруг «там» становится намного интереснее, чем в мире, замкнувшемся на этом фильтре и мыслях о вероятном обеде; взгляд находит объект интереса мгновенно. Разноцветные глазюки фиксируются на Бэнимару; брови чуть приподнимаются; левый уголок губ — тоже; Кодзука чувствует себя удивлённо, он застал её врасплох; Кодзука чувствует себя уверенно и в своей тарелке — (опустим этот факт, и всё же: неожиданно, но), реакция Бэнимару ей... Нра-вит-ся? ; он посылает не только её, но ещё и его подружку Томонэ — от того становится лишь забавней, лишь веселее;
настроение-то, оказывается, игривое.
Она смакует его:
чувство, которое осторожно рождается в груди; всполох — неяркий, деликатный, робкий, и всё ещё: катастрофической разрушительной мощи; это — в перспективе, на деле [прямо сейчас, имеется в виду]: еле осязаемый, недостаточно чётко оформленный, но обладающий характером и силой; что важнее — выразимый ;; нет, не так: требующий выражения, как требуют маленькие дети, топая ногами; как требуют капризные господа;
[вот ведь незадача, да? : ] Бэнимару слабый — а слабое в Кодзуке пробуждает древнейшее хищное желание загонять в угол.
Где твой угол, Бэнимару?
Она смакует его:
Бэнимару; и его же повторную реплику, призванную подчеркнуть его уверенность в собственных словах; послать нахуй Томонэ: поражение, послать нахуй Кодзуку: просто смешно; послать нахуй их обеих: расписаться в беспомощности; в усталости, в уязвимости.
Проходит не больше секунды.
— Что тебя так разозлило, Бэнимару? Перспектива стирать штаны? — доброжелательность, прочитывающаяся в этой фразе, неживая; Кодзука смеётся: якобы не над Бэнимару, а с Бэнимару; только так ли это на самом деле?
Кажется, на них оглядывается работник водохранилища. Кодзука замечает это периферийным зрением — и, реагируя, улыбается работнику широкой доброжелательной улыбкой, показывая ему «палец вверх»: у нас, мол, всё отлично; «скоро закончим!» — кричит она ему, и отворачивается обратно на Бэнимару и Томонэ. Щебет птиц, оттеняющий мрачность слов Бэнимару, кажется несколько абсурдным; с улицы доносятся детские крики: кажется, небольшая толпа семи-десятилеток играет неподалёку в догонялки, изредка заливаясь коллективным смехом. Кодзука кладёт пузырчатую плёнку на стол, и, будто бы специально растягивая время, лопает с пару-тройку пузыриков; явно с малоскрываемым наслаждением. Затем берёт в руки только фильтр, и направляется к старому фильтру — загрязнённому.
— Если что, мне вот очень нравится плёнка, — Кодзука адресует эту фразу Томонэ, с осторожностью скручивая старый фильтр, стараясь быть предельно аккуратной; с серьёзно-насмешливым выражением лица, — а твоего друга, возможно, просто плавит солнечный свет. Мне бы тоже становилось дурно на улице, если бы я жила в подвале.
она подавляет смешок;
старый фильтр она вынимает, раздаётся негромкий глухой щелчок; новый встаёт на его место — кажется, отлично. Как влитой.
Поделиться1017.03.2024 12:38
Томонэ помогает Бэнимару; распаковывает фильтры, подает ему, забирает старые и складывает их в коробки, чтобы вернуть для учета работнику водохранилища. Она что-то мурлычет себе под нос, пока счищает алюминиевой щеткой с фильтров тину, прилипших мелких рачков. Внимание ее почти полностью сконцентрировано на работе, которую хочется поскорее закончить; этот день слишком хороший для того, чтобы посвятить его только заданию от Резиденции.
Атмосфера вокруг становится напряженнее; совсем немного, кажется, что будто бы некритично. Тени Бэнимару становятся гуще, и, Томонэ кажется, будто они едва-едва подергиваются маревом; она трет глаза, чтобы избавиться от этого стойкого, навязчивого ощущения.
Что-то лопается, как мыльный пузырь; почти незаметно, скрадываясь в звуках работы запущенных свежих фильтров. Томонэ хочет улыбнуться, похвалить напарников за хорошо проделанную работу; открывает рот – чтобы тут же его захлопнуть.
Обычно Томонэ не посылают так прямо и безапелляционно; не хватает поводов? нет желания выяснять отношения? Девочка поднимает глаза на Бэнимару и поджимает губы; чувство это неприятное, колющее, вяжет где-то во рту закономерным ответом – «сам иди», но Томонэ молчит и ловит взгляд Козуки. Маленькая зубастая хищница, чья улыбка похожа на серп луны, проглядывающийся через сизые, серые облака – острый и болезненный.
– Какие глупости, Бэнимару! – Томонэ подходит к сутулящемуся напарнику, и почти тут же обхватывает длинными тонкими руками его пояс, прижимаясь щекой к влажной спине; он все еще пахнет скисшим молоком, но теперь еще тиной, и от того у нее свербит в носу до чиха. – Прости, пожалуйста, если тебя это задело.
Уверена, Кодзука тоже не хотела тебя обидеть.
Уверена ли?
(не) Уверена.
Томонэ отлипает от Бэнимару в одно мгновение; не попасться под горячую руку, не получить гаечным ключом промеж глаз. Долго и выдержанно смотрит на Кодзуку, будто анализируя; но совсем без вызова, скорее – из любопытства.
Зачем тебе это?
Почти звучит в воздухе, но Томонэ молчит. Знает, если встрянет меж ними – что-то вспыхнет и взорвется, а потому, улыбается и Кодзуке тоже.
– Жара не способствует продуктивности! Абсолютно согласна. – Она несколько раз глупо кивает, складывая инструменты в ящик. – Просто Бэнимару хуже переносит высокие температуры.
Работник водохранилища поторапливает их, и девочка старательно убирает оставшийся от рабочего процесса мусор. Выливает из ведер тину, промывает под проточной водой сачки, сгребает в охапку пупырчатую пленку и прижимает к себе, мнет в руках до характерных хлопков.
Поньк-поньк-поньк.
Подходит к Кодзуке и отдает ей отрезанный квадрат из свежей пленки.
– Думаю, никто не обидится, если мы воспользуемся ей до того, как вынесем на свалку.
Поделиться1117.03.2024 14:48
Блять! Опять! Блядь! Снова она – Козука.. – за своё: за такое подлое, мерзкое, гнусное. Снова она – коза.. – за своё: за полушёпот, за полунамёки. Снова она.. тормозит. Играется! Останавливается за мгновение до прыжка. Ну же! Давай! Ну же! Не замахивайся – атакуй. Не зарекайся – действуй. Проявись! И прояви натуру – натуру зверя, натуру твари. Шагни! И упади.. в хаос открытого конфликта. Рискни! Рискни! Рискни! Ударь. Укуси. Ну или хотя бы.. оскорби! В лоб. Прямо. Без обиняков. Пошли, хотя бы, нахуй! Дерзни.. или не берись, не начинай, не разводи.
Бэнимару встал, выпрямился, расправился. Будто парус, мешковатая и просторная одежда хлопала на ветру, мимо пробежавшем. Бэнимару выглядел, словно пугало: нелепо и.. отчасти устрашающе. Замер он, но не тень – та чуть дрожала, густела:
– .. как же меня это всё заебало!. – сцеживает, наконец, Бэнимару. Как со спины – так неожиданно и неприятно! – его обхватывают ветки-ручки. Бэнимару отрывает взгляд от Козуки, опуская его: мм, Томонэ.. Она – пахнет; по-своему: сладким цитрусом. И он – пахнет; по-своему: кислым молоком. Вместе они – пахнут; обще: йогуртом?.
Блять! Опять! Блядь! Снова она – Томонэ.. – за своё: за такое тёплое, доброе, располагающее и обезоруживающее. Снова она.. топчет. Крушит и ломает. Разбивает его оборону – песочный замок, возведенный в (/из) одиночестве (/ва) – хватает за руку и увлекает за собой.
Бэнимару более не говорит: не извиняет, не извиняется. Он делает, что должно – работу; и делает – качественно: ковыряет, ковыряет, ковыряет фильтр за фильтром – методично, с каждым следующим справляясь всё быстрее, чистит их и пачкает себя – штаны и вправду позеленели, как позеленела и куртка, и лицо.
И так – пока не кончаются фильтры, пока не кончается работа. Завершив задание, он вновь переодевается. Прощается с работником и уходит. И если сюда он шёл последним, то к резиденции – первым. Сдав отчёт, он молча уходит восвояси: и ни одна из брошенных фраз – Томонэ? Козукой? – не достигает его.
Тема закрыта
Страница: 1
