Говорят, главные вещи в жизни — совсем не вещи. На такие высказывания Сатоши Юки лишь очень долго и испытывающе смотрит на говорящего: "Что же тогда, если не вещи, а? Подумай ещё".
Там, где обычный человек мог увидеть только бесполезный хлам, Сато видел истинное сокровище, одно из немногих вещей, покушение на которое может затронуть его непоколебимое эго.

В полудреме, под вуалью сонного взгляда, Сатоши стоял перед антикварной лавкой господина Сэтагая. В лавке он проторчал (и уже  далеко не в первый раз) довольно долго,  внимательно изучая каждый лежавший на прилавке предмет, словно общаясь с ними на особом, доступном только ему ментальном уровне. Для стороннего наблюдателя могло показаться, что мальчишка выбирает новые экземпляры для своей коллекции в абсолютно случайном порядке, но это было совершенно не так. Среди хлама можно найти по-настоящему ценные вещи, но, естественно, они находятся глубоко под кучей мусора. Для Тоши было важно отобрать одно от другого.

Возвращаясь домой с добычей, он прокладывал свой путь сквозь узкие улочки Скрытого Тумана, предвкушая, как придя домой, он будет раскладывать каждую безделушку на предназначенную для неё полку, и пусть дед и называет его комнату хламовником, у Юки там была своя система, в которой, очевидно, разобраться мог только он.

Но до дома он так и не дошёл. Сато запомнил всех: кого-то он знал ещё с академии — они учились на пару классов старше, кого-то просто отметил в памяти — обид он не забывал. Сатоши запомнил каждого.
Казалось бы, для аморфно-апатичного Юки это не должно было быть чем-то выбивающем из колеи, такие стычки во время учебы происходили постоянно. Он и Рю против всех. Озлобленный из-за выходок мальчишек класс и хаотичный дуэт. Но сейчас был другой случай. Во-первых, он был один. Во вторых, пара синяков никогда не сравниться с кражей его сокровища. Холодная ярость и обжигающая льдом обида охватили всё его существо, загнав вглубь и заглушив рассудочную деятельность, мешая видеть и слышать окружающее. Не было ничего — только ненависть и желание возмездия. Сразу после возращения его сокровищ, конечно. 

Первая его находка —  небольшой позеленевший медальон из неизвестного металла, с большим странным знаком, висевший на нити и похожий на старинный подвесной замок —  нашлась довольно быстро, следом за ней, вереницей потянулись и остальные безделушки, казалось, что подлецы решили сыграть с ним в какую-то игру, но вскоре им это надоело: коробка с оставшимся хламом была выброшена в море, и качалась на волнах, пока её не прибило к берегу. Её содержимое теперь размеренно моталось туда-сюда, плавая на поверхности.

Сняв сандалии и бросив их на берегу, засучив штаны выше коленей, Сато зашёл в ещё довольно прохладную майскую воду, размазавшей его драгоценности по побережью. Стараясь прогнать усталость, он нагнулся, чтобы лучше разглядеть каждый предмет. Его пальцы лениво проскальзывали сквозь песок, ощущая воспаленными кончиками пальцев контур каждой статуэтки, древней монеты и блестящего механизма. Их дребезжание стали его проводниками, указывая на то, где может находиться следующий сокровищный экземпляр.

Почти все его утраченные сокровища были возвращены, когда внимание Сатоши привлекла какая-то сверкающая деталь. Хорошая новость: она была последней, не такая хорошая новость: она находилась в руках у какой-то девочки. Кажется, он видел её в академии: наследница клана Теруми, круглолицая и лопоухая, Сато даже не мог припомнить её имя; она училась на год старше, поэтому у них даже не было особых причин поговорить, да и сам Юки во время учебы не слишком любил выходить на контакт, особенно с ребятами из других групп.
— О, вот и ты, — произнес Сатоши с лёгкой апатией, растягивая слова, словно все это было лишь еще одним сном. Смотрел он тем не менее не на Мурасаки, а на то, что она держала в руках и с темным взглядом и неоспоримой уверенностью в себе, хлюпая по мелководью, подошел к девушке и протянул открытую ладонь.

Отредактировано Yuki Satoshi (10.01.2024 21:46)

Когда пластинка, последний раз блеснув на свету, скрылась за спиной Теруми, Сато наконец перевёл взгляд на саму девушку. Не добравшись до лица, он с внезапным интересом заметил её довольно теплый, не похожий на местный стиль, наряд, походивший своей многослойностью на репчатый лук, который, с другой стороны, чем-то напоминал ему незамысловатую акварельную картину, будто кто-то мазнул берлинской лазурью по белоснежному холсту. Сам Сатоши тяжело переносил жару, поэтому то, что он носил — был максимум из того, что он мог надеть, и внешний вид Мурасаки вызывал у него лёгкий восторг и едва заметную зависть.

"Странная какая-то", — со стороны Юки это был скорее комплимент, чем претензия, потому что "нормальные" люди зачастую и были причиной всех его проблем. Все эти нормы и стандарты не имели значения в мире, где смерть дышит тебе в спину, как только ты выходишь за ворота деревни.
Открытая ладонь Сато сжалась в кулак, но после оттопыренный указательный палец, направленный примерно в живот девушки, показал явно на злосчастную пластинку, будто парень видел последнюю деталь своей коллекции прямо сквозь тело девушки.

— Это моё, — голос захрустел, словно наст на сугробе, промятый неаккуратным прохожим. Мальчишка не любил сердиться, но сейчас он был слишком измотан, чтобы поддерживать себя в хорошем расположении духа. Сейчас Юки должен был сидеть дома, разбирая своё богатство на "схрон" и  "на обмен", а не стоять по щиколотку в воде, выпрашивая свои вещи у девочки-капусты. 
Но его холодная маска невозмутимого болвана постепенно давала трещины. Да и хмурить брови Сато не умел, поэтому обычно он просто опускал их как можно ниже, чтобы те нависали на веками, закрывая глаза. Так, как он думал, его взгляд становиться пронзительнее и жестче, в действительности это выглядело так, будто Сатоши просто слегка щурился. Мурасаки не выдержала его взгляда, и Лунатик чуть расслабил скулы, позволив себе с удовольствием улыбнуться краем бледных губ. Ежедневные тренировки с Шумом на задней парте академии всё-таки дали плоды.

Вопрос Теруми, в свою очередь, поставил уже готового спорить до последнего вздоха подростка в жесткий тупик и окончательно сбил с толку. Он пару раз растеряно моргнул, словно ему повесили увесистый щелбан, в прострации осмотрел себя с ног до головы, будто кто-то другой бегал в его теле, а он в нём оказался только сейчас, и вернул взгляд обратно на девушку. Сатоши, казалось, только сейчас заметил и порванную левую штанину, и саднящую от позорного падения коленку, и испачканную во всём чём можно кофту, и подбитый глаз, который после раскрытия внезапно стал хуже видеть.
— Ну, и зачем ты это сказала? — с ледяным укором в голосе проговорил, но брови тем не менее поднялись на своё обычное месте, и во взгляде пропал тот мутный серый туман, теперь Сатоши выглядел и правда жалко, но отступать от своего не собирался. Запретный плод сладок: у него есть целая коробка безделушек, которых хватило бы с головой, но здесь и сейчас он хотел именно ту пластину, что так усердно прятала за спиной Мурасаки, — давай, не тормози. Завтра меняльный день, а у меня полтора солдатика на обмен.

Продолжая рассекать собеседника взглядом, Сатоши скрестил руки на груди, спрятав воспаленные пальцы в сгибах плечей и нахохлившись. Сейчас он выглядел как голубая сорока, у которой отобрали её побрякушку. Очень сонная голубая сорока, с подбитым крылом и торчащими в разные стороны перьями.

— Господин Сэтагай говорит, что на этой пластинке написана тайна Первого Шиноби Тумана, мол это настолько тайная тайна, что даже Мизукаге не знает её...  С другой стороны встаёт вопрос, что такая вещь делала в обычной антикварной лавке?..
Как будто в моменте догадываясь о всей сути культа рекламы и о том, какую роль в нём занимает мальчишка, Сато завис, повесив пустой взгляд чуть выше макушки девушки, и по привычке прикусил кончик безымянного пальца. Кажется, такого рода озарения слегка выбивали его из собственного потока сознания, оставив летать где-то с краю. Волны били по щиколоткам. Волосы трепались в вечернем бризе. Он вернулся в относительную норму секунд через пять и продолжил, будто ничего и не случилось:
— Вообще я не знаю, зачем я тебе это всё рассказываю, с моей стороны было бы разумнее убедить в полном отсутствии стоимости пластинки, чем рассказывать насколько она может быть ценна. В любом случае я заплатил за неё одну тысячу рё, и в ближайший месяц новых денег мне видать, так что...

Мысль Юки не закончил. Закружившаяся вокруг Сатоши Мурасаки, заставила Лунатика прерваться на полуслове, ветер подхватил оборванную фразу и унёс её прочь от мутного после шторма моря куда-то к каменистым горам. Мальчишка говорил отстраненно и туманно, прямо под стать родной деревне, будто не ведя диалог, а просто озвучивая первые мысли, что приходили ему в голову, но осознание сказанного аккуратно подкралось к Сато со спины, и поэтому, с каждым словом говоря всё медленнее и тише, под самый конец он произнёс:
  — Вообще мне наверное стоит замолчать.

Так он и стоял, позволяя девочке осмотреть его со всех сторон и даже минимально обработать заплывший от синяка глаз. Он даже не морщился, когда холодная ткань касалась сизой кожи. Было ему больно? Да, пожалуй. Но немногое из того, что чувствовал Сатоши, добиралось до его мимики.  Говорить уже не было желания, хотелось молчать. Но куда больше хотелось вернуть себе последнее, теперь уже почему-то самое ценное, сокровище. Посему Юки пришлось говорить.
— Не сошёлся во взглядах со старшими товарищами, — потирая шею, пробормотал он, — они считали, что счастье не в вещах, а я оказался категорически не согласен с этим тезисом.

— И терять тоже, — словно покорная марионетка он позволил подтянуть бледную ладонь с погрызанными пальцами к своей щеке и так же послушно застыл с мокрым, перепачканным в остатках собственной крови, платком в руке, с легким заворожением наблюдая за девочкой, чья шевелюра практически сливалась с чернильно-синими тучами, что уплывали всё дальше от острова в глубь океана.  Честно говоря, мальчишка с трудом мог вспомнить, когда он последний раз вообще разговаривал со своими сверстниками: весь его круг общения замыкался на одном единственном Рюгетсу, и не было ни одного дня, который Сато провёл бы с кем-то другим: либо вместе с Рю, либо в одиночестве (как подразумевалось сегодня, если бы жизнь не захотела внести свои коррективы). В целом, Сато это полностью устраивало. Ему казалось, что если люди не могут принимать их такими, какие они есть, то нет никакого смысла пытаться наладить с ними связи — всё равно рано или поздно они порвутся, как перетянутая резинка, и больно ударят по пальцам.

— У любой вещи есть ценность, — не согласился мальчишка, проводя узловатыми пальцами по гладким впадинам на пластинке, будто бы желая удостовериться в правдивости слов Мурасаки. Разглядел ли сам Сатоши эти малозаметные детали, если бы ему позволили? Скорее всего да. Придал бы этому большое значение? Очень навряд ли, — а ты много про это знаешь, Кябетсу-тян?
Он так и не вспомнил, какое имя было у Теруми, поэтому пошёл по более простому пути и, следуя привычке своего лучшего друга, дал девушке прозвище. По внешнему виду.

— Ха, времени у меня достаточно, — Сатоши сверкнул ироничной ухмылкой, бросив свой взгляд соловых глаз куда-то за горизонт, в сторону Кири, будто где-то там, далеко, была причина этого временного запаса, — до пятницы я совершенно свободен. До пятницы следующего месяца.
Настроение постепенно выравнивалось. Все сокровища были возращены, а значит хмурить брови и бросать леденящие взгляды надобности уже не было никакой; пока восстанавливаются силы на возращение домой (а топать до поместья клана Юки от побережья было прилично), можно было и поболтать.

— И что же это вообще значит, "по настоящему счастливым"? — он захлюпал босыми ногами к берегу, оставляя вереницу продавленных в мокром песке следов, и плюхнулся пятой точкой на землю — если уж пачкаться, то по всем фронтам, — я счастлив, пока делаю то, что мне нравится, и несчастен, когда заставляют делать то, что я не хочу.
Сандалии и коробка с сокровищами стояли рядом. Он протянул ноги, прорыв пятками длинные темные борозды, в которые тут же, бурля, заструилась морская вода.

— Ого, — поначалу с притворным удивлением, мальчишка лыбился, с прищуром не то от солнца, не то от желания посмеяться, глядя на говорящую, будто читающую доклад, Мурасаки, но после, с каждым новом словом, напущенное самодовольство медленно сползало с его лица, ухмылка превратилась в полуоткрытый рот, а прищуренные глаза открылись на три четверти — да не полностью, но даже сам Сатоши не вспомнит, когда подобное случалось последний раз.

"Откуда она это знает?"
— Откуда ты это знаешь? — мальчишка подтянул ноги к груди и обхватил ладонями колени; длинный, промятый во влажном песке след тянулся от самой воды прямо до грязно-желтых пяток, пальцы ног увязли в новосозданной запруде. Влажная от воздуха чёлка лезла в глаза, Сато пытается её поправить, но вместо этого только больше тормошит волосы и становится похож на большой синеватый одуванчик — только дунь и сразу разлетится, подхваченный морскими ветрами.

По своей природе Сато всё-таки был домоседом. Его вполне устраивали те четыре стены его комнаты, а сколько занятий можно придумать, находясь в своей комнате! Например полежать. Или посидеть. Можно даже постоять, если лежать и сидеть надоело. На крайний случай всегда есть книги и компания для бесед в лице дедушки. Обычно все эти беседы сводятся к нравоучениям, но на то это и крайний случай! Их этого рая его по обыкновению вытаскивает либо Рю, либо резиденция, что обычно включает в себя первый пункт, так что Сатоши не сильно жалуется, хотя часто бывает недоволен. Говоря кратко, всё, о чем ему сейчас рассказывает Теруми, мальчик знал только часть про имена, да и то — по страницам книг и вечерним рассказам Сатоши Старшего, не знал, где находятся их храмы, и уж тем более никогда не видел в живую. Огонёк досады и легкой зависти появился в тускло-синих глазах, следящих за движениями девушки, но почти сразу потух — ничего не упущено, да и парень не узник какой-то. Уж если слишком будет невмоготу, теперь-то Сато даже знал у кого спросить.

— Му-ра-са-ки, — таким же образом, может чуть более монотонно, повторил за девочкой Тоши, как будто иначе бы он ни за что не запомнил бы. На самом деле, не будь этой всей предыстории с потерянными безделушками, небольшого экскурса по достопримечательностям Скрытого Тумана и забавного образа капустки, то Юки даже не попытался бы запомнить как зовут эту круглолицую девушку. Скорее всего, он даже не стал бы её слушать. — а я Сатоши. В честь дедушки.

— Какие-то сложные ты вопросы задаёшь. Взрослые. — парень поднялся на ноги, с особым усердием отряхивая запачканные в мокром песке штаны и толстовку. Его лицо приобрело какие-то задумчиво-серьёзные черты, совсем не те, потерянно-рассеянные, что были дальше, сейчас он и правда думал о том, о чём говорил, — если бы единственное, что делало меня счастливым, заключалось в коллекционировании вещей, и я собрал бы все ценные вещички в мире, то я, очевидно, стал бы несчастным. Счастливым меня делал процесс, а не его конечная цель.

Парень выпрямился в полный рост, смотря прямо Мурасаки в глаза.
— Но не все ценные вещи — это вещи. Клан, дедушка, друзья... — мальчишка сбился на половине мысли, почему-то сказав "друзья", вместо привычного "друг", отчего концентрация в его взгляде быстро улетучилась, оставив Сато покусывать кончик мизинца.