В здании Резиденции стояла невыносимая жара; за окном цвел июнь, и солнце, вошедшее в свои полные права, расправило длинные лучи, пробирающиеся в каждый уголок, не укрытый тенью. В воздухе душно пахло тигровыми лилиями, свербело в носу от гвоздики и щекотало нёбо приторными красными розами; сады и аллеи пестрили красным и зеленым, а от ароматов кружилась голова.

Томоне плюхнулась на освободившееся кресло в приемной; длинная очередь из вереницы генинов и чунинов стояла для получения и сдачи миссий. Лоб Томоне покрылся легкой испариной, а щеки порозовели от жары; как назло, пожилая бабушка-секретарь в приемной, укутанная в шерстяную шаль, жаловалась напропалую, что ее бросает в озноб, а от того, предложения открыть форточку она безжалостно отклоняла – и все остальные, из уважения к старости или от пожизненного девиза «терпи и обтекай», собственно, терпели и обтекали молча.

Иногда дверь в приемную распахивалась, когда в помещение кто-то входил и живительный сквозняк обдавал своим невесомым прикосновением присутствующих; и те – не исключая Томоне – облегченно вдыхали стремительно исчезающий свежий бриз, а потом все начиналось с начала.

*

– Мне бы миссию. – Облокотившись ладонями о край стола, промурлыкала девчонка, лучезарно улыбаясь замученному жарой архивариусу; ответом ей послужил лишь уверенный стук плотного рулона бумаги о столешницу – работник Резиденции даже не поднял глаз на девчонку.

– О, ну, не так плохо! – Разворачивая содержимое по пути, воодушевленная Томоне разглядывала написанное. Легкая прогулка – это то, чего юной куноичи как раз и не хватало; к тому же, она ожидала, что сможет спрятаться от бдительного желтого светила под сенью вековых дубов.

*

Путь ей предстоял совсем неблизкий, но шустрая Томоне планировала насладиться каждым мгновением путешествия; еще утром, после молитвы и завтрака, девчонка успела разложить несколько карт на грядущий день, и Вселенная одарила ее прозрением, дескать, сегодня ее ждет невероятная удача. Теперь же проверив содержимое своих карманов на предмет нескольких амулетов, она, вооружившись четками, как главным своим магическим фокусом, покинула пределы Конохи через главные ворота.

Мерное перебирание четок Томоне успокаивало – она находила в этом некую форму медитации, и, вспоминая собственные ощущения, она могла их сравнить с расслабляющим погружением в трактование гадальных карт. Свою колоду она создала на основе своих иммерсивных погружений в мистическую среду мира; временами она засиживалась в комнате с поющими чашами, дождевыми палками (полыми инструментами в виде бамбуковых труб, набитых на одну пятую рисом), благовониями, чтобы создать нужную атмосферу.

Теперь же ее набедренную сумку тяготила колода из плотных нарисованных карт и небольшая тетрадка, куда любовно Томоне записывала трактования.

«Пятерка Хризантем – сулит удачу в начинаниях, успех в грядущих делах. Карта гармонии и процветания».

*

В доме разруха приняла еще большие масштабы; казалось, что здесь прошло настоящее стихийное бедствие, оставившее после себя только остовы самой тяжелой мебели и несколько балок несущих стен. Томонэ пробиралась осторожно, будто каждая половица под ней напичкана взрывными печатями; один неосторожный шаг – и все взлетит на воздух.

Вскрывали, выкручивали и выдирали даже настенное покрытие – для дров или, быть может, для украшения своих собственных лачуг; чем дальше было от столицы, тем беднее цивилизация. Девочка изучала остатки обветшалой роскоши, в жалких попытках найти несчастную коллекцию божков; даром что ей придется возвращаться с пустыми руками. Теряя всякую надежду, Томоне поднялась на второй этаж…

Бесхозную статуэтку бесфамильная куноичи нашла в самом очевидном для тайника, но совершенно не подходящем для религиозного символа месте. Прогуливаясь по некогда богатым комнатам, она, наконец, смогла отыскать брошенную спальню хозяина дома. Под самым потолком находилась одна едва-едва отходящая деревянная пластина, привлекшая внимание Томоне лишь тем, что единственная оказалась нетронутой; и немудрено, простучав деревянную обшивку, девчонка убедилась, что внутри спрятан некий механизм – и без подходящего ключа или сноровки до тайника не добраться.

Найдя в куче мусора что-то похожее на скрепку или бамбуковую шпильку, она воспользовалась кунаем, чтобы подточить приспособление до состояния импровизированной отмычки, и, с помощью длинной иглы-сенбона, провела в весьма интересной позе некоторое количество времени, в попытках вскрыть замок.; изредка прислушиваясь к шуму за стеной, прикладывая уху к скрипящему дереву.
Вскорости замок поддался; послышался характерный щелчок, и, вместе с ним, открылась, наконец, и тайная дверца. Внутри своеобразного сейфа лежала небольшая коробка и кипа бумаг; Томонэ еще немного поковырялась инструментами в шкатулке, после чего бегло осмотрела содержимое.

В изящном ларце действительно лежала статуэтка. Легкий полновесный божок из дерева акации, покрытый лаком в несколько слоев – он вряд ли имел хоть какую-то материальную ценность, но вот рядом с ним лежали бережно завернутые письма; Томонэ несколько минут боролась с желанием прочесть, что же в них и, к сожалению, любопытство победило.

Бегло пробежавшись по строчкам, Томонэ тут же зарделась, став цвета редиски; письма были любовными – да еще с такими пикантными подробностями! Сунув листы бумаги обратно, она захлопнула шкатулку и упрятала ее в дорожную сумку.

– По! – Девочка кашлянула, прочищая горло. – По! Я нашла! – Уведомила она кабанчика, и тут же понеслась вниз по лестнице. Личная переписка буквально жгла ей руки, как вору – награбленное.

*

Путь до столицы Томонэ провела в гробовом молчании, стараясь даже не задумываться о том, что послужило такой строгой охране содержимого. И почему же господин не решил забрать свой тайник сразу? И почему был так уверен, что никто не украдет шкатулку? Вопросов было слишком много, а ответы на них, девчонку уж точно никогда не получит… Можно было бы, конечно, прибегнуть к помощи карт или гаданий, но стоило ли оно того? Томонэ, в общем-то, никогда особо не любила собирать сплетни; разве что совсем чуть-чуть.

Привратник поместья почти сразу пригласил Томонэ в кабинет к хозяину дома; девочка почтительно выложила шкатулку, низко поклонилась и поспешила сразу покинуть старого развратника.

«С тех пор, как приехал сюда, ни разу не вставал мой бедный хуй. Как будто нет его. Он тоже отдыхает от напряжения тех дней.  Но сам я, весь, - помимо него, - с нежностью думаю о старой, милой пизде. Хочется пососать ее, всунуть язык в нее, в самую глубину.  <…> милая, буду еще крепко-крепко ебать тебя и языком, и хуем».

Томонэ вздрогнула всем телом, будто от страшного кошмара. Все, что ей оставалось – вернуться в Резиденцию, и более никогда-никогда в жизни не воспоминать об этом.

Как говорят – любопытство сгубило кошку.