Затишье грозно нависло над Ивой. У Кадафи не было времени думать о себе, он пытался исправлять чужие ошибки. Сам непричастный к преступлениям сограждан, он, по неизвестной для него причине, стремился загладить вину перед куноичи. Тора была уверена в том, что у нее нет будущего и смысла бороться за него. Иногда Кадафи забывал о делах, за которые взялся лично, иногда вспоминал о них вовремя, а в этот раз ему напомнили о собственной инициативе. Приглашенный в ее лабораторию, Кадафи ожидал получить новости в связи с какой-нибудь новой её разработкой. Хазеноки сообщила, что она договорилась об отпуске.
- Каком отпуске, - удивился Кадафи, строго выпрямляя спину и скрывая смущение за угрюмостью. Сотрудница отдела дознания сняла маску и с глубоким вздохом пояснила, что сам Кадафи у руководства напрашивался на задание для разведки в стране Снега и просил пойти Хазеноки с ним. Все из-за слухов о медицинских операциях. За морем проживали какие-то чудодейственные доктора и, если и была надежда на результат во благо репродуктивного здоровья, то только там. Почти без препятствий выпросив отпуск и для Торы ради этого путешествия (все-таки она носитель улучшенного генома, вдруг можно помочь продолжению её родословной), Кадафи оставалось лишь оповестить "сестренку".

Он постучал в дверь, испытывая чувство то ли неловкости, то ли сожаления. Кадафи был уверен, что именно Хазеноки было бы проще поторопить Тору со сборами, все-таки они обе - женщины, ирьёнин обязательно нашла бы подходящие слова. Он понимал, что это было бы нечестно по отношению к самой Хазеноки, которая провела тщательное исследование данных, полученных с помощью Кадафи. Ей, кстати, тоже нужно было подготовиться к походу, более тщательно, чем мужчине.
- Добрый день, - Кадафи подавил глубокий вздох, пересек порог, выпрямился и застыл как столб. Потоптавшись на месте, Кадафи выбрал для приземления стул, чтобы Торе не пришлось суетиться перед ним с вежливыми приглашениями. Он недолго помолчал, а потом сразу начал говорить о деле. - Помнишь своё обследование у Хазеноки? Она говорит, у медиков в Северной стране есть возможность помочь тебе зачать.
Столь резкое объявление от человека, называющего себя "братом", могло прозвучать грубо. Все-таки тема довольно-таки деликатная, интимная. Он не вменял девушке в обязанность принять решение немедленно, хотел понаблюдать за её реакцией - обрадуется ли она, испугается? Может, она окончательно потеряла надежду и отказалась от самой мысли о попытке завести семью?
Хазеноки, несомненно, сыграла свою роль в поддержке морального духа Торы, но что если стремления куноичи из отдела дознания ни к чему не приведут? Что если Тора, завысив ожидания и не получив желаемого, еще больше увязнет в депрессии, из которой едва выбралась? Что если новые разочарования и в бессилии разведенные в стороны руки беспощадных врачей ударят по ней гораздо сильнее в этот раз?
- Ты бы хотела отправиться туда?

- У меня, конечно, всё очень плохо с юмором, - Кадафи невесело усмехнулся. Шутить он не любил, не умел, а когда с его губ срывалось что-то, по его мнению, остроумное, то обычно никто не смеялся. Обычно у жертв его шуток наблюдается не приступ смеха, а всплеск адреналина, напряжение сосудов в глазных яблоках и скрежет зубных челюстей. - Но не настолько, чтобы шутить о здоровье близкого человека.
По крайней мере, пока Тора сама не начнет о себе шутить: это послужило бы подсказкой к тому, что Тора действительно преодолела давнюю травму полностью, чтобы относиться к прошлому с легким смехом. Кадафи хватило совести не пытаться искать фраз под шутки даже в мыслях - это было банальной вежливостью к её ситуации, несмотря на нестандартные обстоятельства их знакомства и его продолжения.

Тора доверяла Кадафи, шиноби мог воспользоваться этим для донесения любой информации, но точно не в этот раз, не после разоблачения пристрастий её личного психолога. Не мог Кадафи сказать, что лечение могло дать полный результат, чего не могла обещать и Хазеноки, являющаяся инициатором обмена сообщениями через границу о способе лечения подобных недугов. Тора, можно сказать, её эксперимент. Отношение куноичи, настроенной на получение новых знаний во благо Ивы или ради себя, не радовало Кадафи, который бы удовлетворился спокойствием смирившейся Торы. Жила бы куноичи дальше, как живет сейчас, кому было бы хуже от этого?

- Увы, не подкован в этой области. Хазеноки говорила что-то о сроках, генетическом материале, - Кадафи нахмурился. Он, когда потянулся за одной из многочисленных брошюр, чтобы подробнее изучить теоретическую базу, получил по лбу и был изгнан из лаборатории. Трудно воспринимать столь деликатную информацию на слух, а еще труднее не думать о том, что есть какой-то подвох, о котором Кадафи еще был не в курсе. Он держался за мысль, что это полезно для Ивы. - Решение всё равно принимать тебе. Не мне, не Кишибэ. Это означает что, разумеется, я не стану болтать, можешь не беспокоиться об этом.

Хазеноки сказала ему не намекать Торе о том, что "возможность"  не является стопроцентной. Он с трудом, но сдержал слово. Большую роль, по её словам, играет моральная сторона вопроса. Каким образом - Кадафи не знал, но решил не разочаровывать и не разубеждать Тору, готовую ухватиться на маленькую надежду о новом начале. Все-таки надежда для Торы оказалась важнее, и она согласилась. Подавив глубокий вздох, Кадафи продолжил.

- Приготовь вещи и деньги. Срок твоего "отпуска" - два с половиной месяца, начиная с сегодняшнего дня. Я провожу туда и обратно, но ты не останешься в стране Снега одна: с тобой будет Хазеноки. С собой можно взять еще одного человека.
Поддержка - это важно, но как Кадафи уже догадывался, дело было не только в Торе.  Вот бы Тора не попала в ту же ловушку. Если что-то не получится и если Тора узнает, что для Хазеноки её случай - всего лишь пропуск, то кому-то будет очень больно. Снова.
- У тебя есть время подумать кого еще ты хочешь видеть рядом, все-таки это чужая страна, чужие люди, а большую часть времени ты будешь уязвима. Хазеноки - безусловно сильна, но ... В общем, подумай.

Он ни на что не намекал. Почти.

- Насчет сроков принятия решения мне ничего не известно, но на твоем месте я бы не затягивал, - объяснил Кадафи. - Вряд ли страна Снега в ближайшее время закроет свои границы для иностранных шиноби, но время нынче неспокойное. Неизвестно что будет завтра.
Кадафи говорил о событиях слишком расплывчато, но Тора наверняка догадывалась, что он знал больше. Раз джонин нашел время на решение личных проблем Торы, то сейчас действительно можно было ему поверить, даже если это всего лишь небольшое затишье перед бурей. Увы, не знал точных сроков этого затишья и сам Кадафи, а потому был крайне осторожен в своих словах.

Кадафи испытал искреннее удивление и, может быть отчасти, гордость за то, что Тора пыталась разгадать за его словами манипулятора. Она уже не была такой же доверчивой, как раньше. Прошлые заслуги и нынешние играли с близкими Кадафи и с ним самим злую шутку: некоторые, наученные горьким опытом, видели во всём подвох. У Торы опыт был ярчайший, практически на каждом этапе жизненного пути. Рыжеволосая куноичи, увы, убеждала себя в том, что Кадафи таким образом хочет сам задержаться в стране Снега, чтобы присматривать за ней.

Кадафи около полминуты потрясенно молчал. Как странно - он почти забыл как это, удивляться. Он бы попытался сделать вид, что Тора права, но в этот раз в стратегии давления на принятие решения не было смысла, шиноби говорил прямо то, что имел в виду. Возможно, он действительно говорил о Кишибэ. Возможно, у Торы есть еще друзья, интересующие ее молодые люди, ведь она молода и красива. Кадафи наклонил голову, тихо засмеялся. Волосы закрыли его лицо.

- Ты перебдила. Нет, я не навязываюсь на слежку за тобой. Я действительно имел в виду человека из круга твоих знакомых. Но я тебя понял, - джонин посерьезнел, перешел на строгий тон. Если войны не было - это не значило, что её никто не ждал. Напряжение в отношениях между странами после действий страны Земли только усилилось. После демонстрации силы и её применения, воцарившееся влияние требует особой внимательности. Тору и её лечение руководство рассматривало только как вклад в будущее, инвестицию, совсем не считаясь с её личными желаниями. Если бы Тора не владела улучшенным геномом - никто бы и не заикнулся о возможности столь длительного отпуска. Но пациент - только сама Тора, о Кадафи речи не шло, он и не врач. - Увы, задержаться на целых два месяца вдали от скрытого Камня мне будет нельзя. Как только я смогу убедиться, что у вас с Хазеноки все устроено как надо - я вернусь в Иву. Два месяца паузы в разведке - довольно опрометчиво и даже непростительно. Если позвать тебе больше некого, то... собираемся.

Кадафи поднялся с места.
- Вещи, говоришь, помочь подготовить. Пойдем, сестренка. Понадобится запас теплой одежды.

Осмотр сумки Кадафи не дал никаких подсказок кроме того, что Тора собралась тащить объемную сумку вручную, сама. А как же ниндзюцу? Кажется, для куноичи бытовая жизнь и боевая сильно отличались, причем настолько, что она точно разделяла эти два мира. Кадафи разделять свою сущность со своей жизнью не мог и, на некоторое время задумавшись с подсчетом, вытянул из подсумка несколько пустых свитков. Выбор Торы в одежде он не собирался критиковать - пусть берет что хочет, а на месте наверняка найдется чем дополнить гардероб - главное, чтобы девушка не явилась в чужую страну с пустыми руками. Кажется, Хазеноки говорила что-то про то, что внешний вид и одежда это способ чувствовать себя уверенней. Ни один предмет не вызывал у Кадафи сомнений в его качестве, а значит Тора точно знала в чем выглядит хорошо. Сумка стала значительно легче, когда весь груз оказался "упакован" в пару свитков. Своего часа ждали еще несколько. Помимо личных вещей понадобится еще экипировка, Тора же не забывала об этом?

Разговор плавно перешел от личной жизни "сестренки" к личной жизни Кадафи. Он не умел обсуждать подобные вопросы. Своё смущение шиноби скрыл за хмуро сведенными бровями. Он однажды уже принял решение. Его любовь - это Ива, его подруга - это Тень. Как бы ни было больно, Кадафи ни за что не променяет свою полную и искреннюю верность селению на мимолетную слабость. Это призвание делало его сильнее, хладнокровней с каждым годом его службы. О том, с кем должен он связать свою жизнь, Кадафи ни разу не задумывался. И это точно не будет женщина из другой страны. Сердцем Кадафи понимал и принимал, что отказывается от счастья, сокровища, равного которому в мире больше нет. Он уже смирился с этим давным-давно, уже не больно.

- Хазеноки предана скрытому Камню так же, как и я. У нас с ней общая цель: процветание нашей деревни и страны, - Хазеноки не знала о долгосрочных политических планах Кадафи относительно Ивы, не гадала о действиях джонина против других селений, но понимала каков груз ответственности может быть за любой неверный шаг, какие последствия могут быть в первую же секунду разоблачения его работы. Не задавая вопросов, она дарила ему утешение и облегчение. Он был благодарен и рад, когда женщина сама озвучила сухую правду о том, что, не испытывая привязанности, всего лишь нашла удобного человека для удовлетворения плотских потребностей. - Мне с ней легко.

Как говорится, вспомнишь солнце, вот и лучик: сенсорное восприятие уловило перемещение обладательницы знакомой чакры.
- И, кстати, кажется она сейчас придет. Точно не на чай, надо думать. Мы всё собрали, ничего не забыли? - Кадафи осмотрел имеющиеся кучи вещей, готовый запечатать их свитки.

Почему Тора напоминала ему о куноичи, о которой Кадафи зарекся думать? Кадафи не мог сильно упираться против фантазий Торы, иначе она что-то заподозрит. Шиноби, вместо сопротивления, тихо хмыкнул, вполголоса подтверждая, что у девушки заметна любовь ко всему яркому и необычному.
Неизвестно, откуда была такая внезапная фиксация на куноичи из Листа, да к тому же вызывающая ревность и даже гнев Торы по отношению к другим девушкам. Причина была в полученной от личного психолога травме? Кадафи не стал обижаться на Тору, но не мог понять её желания свести Кадафи с кем-то из другой деревни.
"Ребяческое упрямство", - решил джонин. У всякого сопротивления есть причина, сейчас Кадафи видел причину в своем отрицательном ответе. Может, пройдет какое-то время, и Тора забудет о Рангику. Кем эта девушка ей приходится? Одной из многих знакомых, на пути ниндзя Торы таких будет еще много.
- В любом случае нам пора. Она правильно сделала, что пришла, - Кадафи не стал говорить о том, что не звал Хазеноки конкретно к адресу Торы, прекрасно понимая откуда Хазеноки известно место жительства "пациентки". Логично, что куноичи, сотрудница отдела допросов и лабораторных исследований, знала куда идти. Джонин оставил Тору наедине с сумками на случай, если девушке нужно было положить несколько личных вещей, о которых брату не нужно было знать. Женские секреты, дневники и прочее - в это Кадафи предусмотрительно не лез и не считал эту привычку проявлением галантности.

***

- Кадафи, - Хазеноки кивнула. Она была без маски, изображая из себя рядовую куноичи, а не человека какой-то особенной системы. Для посторонних - она всего лишь медик. Единицы знали её полный потенциал. Единицы, но, увы, не Тора. Пока что. - Тора согласна? Если да, то нам нужно немедленно в путь, чтобы успеть на паром.
- Успеем, - заверил шиноби. Хазеноки нахмурилась. - Все будет в порядке, если мы будем подниматься и снижаться с высоты в безлюдном месте. Ты сама собрала вещи?
Куноичи утвердительно кивнула, хлопнув ладонью по двум небольшим сумкам на поясе. Очевидно, со свитками. Хазеноки было о чем переживать, но самый главный ответ она уже получила: Тора дала согласие на путешествие в другую страну и медицинское обследование специалистами, которых она не знает. Для куноичи, которой не раз приходилось выходить из зоны комфорта и преодолевать себя - это большой шаг.
- Надеюсь, ты не давил на неё и это только её решение, - тихо сказала Хазеноки. Опыт с Шиори даже для неё, как стороннего наблюдателя и косвенного участника, был неприятным. Хазеноки, сейчас как мать (хотя Кадафи еще не знает об этом), считала, что имела право ставить себя на ступень выше в знании о природе женских решений и поступков. Она даже была агрессивной, и даже гордилась преимуществом того, что у этой агрессии в голосе Кадафи не мог найти причину; он наверняка считал, что гиперопека Хазеноки касалась только Торы. Когда-нибудь он узнает и поймет. - Прости, но это важно. Будущее человека - и может быть не одного - не для политических игр!
Услышав шаги, Хазеноки замолчала, Кадафи не успел дать ответ. Куноичи склонила голову в приветствии.
- Здравствуй, Тора. Извини, что без приглашения. Нас сейчас в скрытом Камне есть чему задержать? - очевидно, Хазеноки волновалась, но это волнение казалось приятным, словно она была рада покинуть пределы селения ниндзя и отправиться куда подальше.

Как и всегда, Тора оправдывала суть своего имени и, хоть не демонстративно показывала зубы, шипела как тигренок. Даже не понимала как волосы у нее вздыбились на макушке из-за нервного возбуждения. Кадафи не психолог, Кадафи ничего не понимал и не искал способов понять. Он прекрасно знал уязвимость в этом своем положении, но не сдавался ей, а твердо стоял на своём: угрюмо молчал, демонстрируя своим примером то, что сейчас, в ситуации общей цели всей троицы, нет места разборкам. Есть Дело. Если Тора и Хазеноки захотят поговорить по душам - уж лучше пусть это пройдет без его, Кадафи, участия. Если он вдруг попытается гнуть свою линию вслух, то скорее Тора обидится, разозлится и откажется от путешествия себе же во вред. Парадоксально, из этой самой вредности.

На мгновение Хазеноки и Кадафи встретились взглядами.
- Мне жаль, что моя подруга причинила тебе боль, - Хазеноки соврала, чтобы угодить настроению Торы. Они с Шиори не были подругами, хорошими знакомыми, да, но не в том понятии, в которое вкладывают настоящий смысл дружбы - когда человеку доверяешь свою жизнь. По сути, друзей у куноичи вообще не было: не в её стезе, где каждый шаг мог отслеживаться и оцениваться. Как и Кадафи, Хазеноки тоже ничего не понимала во внезапном возмущении "пациентки", но понимала что по какой-то причине в ней видят то ли угрозу, то ли конкурентку. На что же, в глазах Торы, Хазеноки уже возложила свои руки, отчего та была сильно против? - Она уже понесла ответственность за свои действия. Может, когда-нибудь ты сможешь найти силы в своем сердце простить её. Сейчас не думай об этом, потому что очень много сил понадобится для другого. Подумай лучше о себе.

Куноичи улыбнулась. К Торе она не испытывала тех же ярких чувств, какие Тора испытывала к ней. Возможно, даже сам Кадафи что-то не договаривал, а Хазеноки не торопилась спрашивать: достаточно повзрослела, чтобы видеть в тайнах, насильно выщербленных из души, не благо, а проклятье.
У порога дома им больше нечего было делать. Уже через несколько минут троица провела документальные разрешения через руки чунинов у главных ворот, а за пределами скрытого селения, в безлюдном месте, Кадафи поднял обеих девушек в полет за облака. Начало мая.
- Будет немного холодно, но недолго, потерпите, - произнес, наконец, джонин за долгое время воздержания от высказываний.

Волосы, как огонь, и характер такой же. Бывшая сотрудница больницы часто говорила о Торе в красках восхищения и одержимости. Трудно было вычленить из множественных описаний настоящую правду, однако Хазеноки было важно не раскапывать чужую душу, а всего лишь сохранить всё в первозданном виде. Исцелить Тору, повернуть вспять прошлое и сделать невозможное - таковы были её амбиции, которые никто не понимал. В больнице не видели смысла лезть из кожи вон ради одного человека, когда можно было найти других потомков Гари и, раз Хазеноки так приспичило следить за "популяцией", использовать их. Грубо и просто. И Торе не пришлось бы лишний раз переживать испытания над своим телом.
Прогресс, однако, на месте не стоит и - кто знает - может, новые методы когда-нибудь будут такими же рядовыми, как проверка документов чунинами на воротах: вошел-вышел.

Полет длился продолжительное время. Хазеноки уже не раз испытывала на себе эту технику. Однажды - ей пришлось путешествовать по просьбе Кадафи за пределы селения, пропустив процедуру выписки пропуска. Тогда их авантюра удалась, тем более что результат требовался срочный от её вмешательства, но с недовольством Торы куноичи была почему-то солидарна. Поддакивать вслух она не стала, но понимающе улыбнулась. Да, Кадафи делает то, что хочет. Несмотря на абсолютную преданность скрытому Камню - действовать он будет в интересах селения так, как решит и спланирует сам. На пароме Тору устроили в отдельной каюте с панорамным окном. Хазеноки, сопровождая её, изобразила для Кадафи прощальный шутливый жест. Он бы итак остался на палубе охранять и бдить, но женщина не удержалась.

- Нервничаешь? - спросила Хазеноки. Тора, наверняка, должна была переживать о своём будущем.

"Немного", - мысленно повторила Хазеноки, не до конца уверенная в достоверной незначительности этого "немного" в напускном спокойствии рыжеволосой куноичи. Тора умела преждевременно выплескивать из себя океан эмоций, а потом хранить в своей душе шторм, и оба этих действия часто были несвоевременными. Может, обманчивая простота девушки и привлекала всех подряд - и мужчин, и женщин? Хазеноки считала Тору очаровательной, хотя иногда задумывалась и о себе: что должна чувствовать сама Хазеноки, кроме сочувствия, профессионального любопытства?

"Я должна быть честной, хоть немного... Мне будет легче", - в чем-то Хазеноки считала себя эгоисткой. Ей нравилась власть, которую давало знание всего происходящего и грядущего, одновременно это знание отравляло торжеством науки и природы над сердечными чувствами, гордостью и собственничеством. - "Все будет в порядке, если я буду честной"
Хазеноки, мысленно уговаривая себя, не торопилась много говорить вслух. Она наблюдала за действиями Торы, которая, без суеты около бытовых забот наподобие распаковки  необходимых в путешествии вещей, села на кровать и погрузилась в задумчивость. Казалось, Тора не собиралась наслаждаться путешествием или не могла себе этого позволить в присутствии постороннего человека. Да, Хазеноки её врач сейчас, но Тора вряд ли воспринимала куноичи-ирьёнина как кого-то близкого.
"Я должна быть честной. Могу ли я ревновать? Имею ли я право на ревность? Они не кровные родственники, но Кадафи называет её сестрой. Он действительно воспринимает её как сестру?" - Хазеноки тоже посмотрела в окно каюты.

- Мы общались, - подтвердила Хазеноки. Как одной из отдела дознаний ей полагалсоь многое знать и уметь, в том числе и многое неприятное. Не всё из этого должно достичь ушей рядовых шиноби, не говоря о гражданских. Впрочем, Тора итак знала слишком много подробностей как жертва ситуации. Напоминать ей о боли предательства было бы сумасшествием; если Тора хотела иметь кого-то близкого, с кем могла бы обсудить эти проблемы, поделиться невыраженной болью из-за нарушенной справедливости, давящей будто нарыв - Хазеноки не могла бы при всем желании стать таким человеком. Тора, наученная тяжелым опытом, хранила бы остатки их общих воспоминаний, стыдилась бы и не доверяла. Тора бы не смогла относиться к Хазеноки открыто и искренне без вопросов о её истинных мотивах, и Хазеноки понимала это.

- Но наше общение было коротким. Ей нечего было мне сказать. Как и мне - ей... Всё в прошлом.

Куноичи не была уверена, что ей удалось убедить Тору этими словами в том, что это на самом деле вся информация, которая ей известна.
- Есть многое, на самом деле, что может быть хуже нашего нынешнего положения, - Хазеноки уложила ногу  на ногу, наполнила один из стаканов со столика водой из графина. Глупо было бы сохранять молчание в компании друг друга. О положении куноичи говорила в коллективном ключе, потому что лично была заинтересована в решении проблемы. Бедняжка Тора. Рыжую вели мысли о личном и светлом счастье, а Хазеноки - амбиции исследователя. - В больнице и не такое встречается: мы очень мало думаем о том, как нам повезло - жизнь наградила нас возможностями, которых нет у других; мы можем дышать, ходить, видеть, слышать. То, чего мы лишены - на самом деле ерунда по сравнению с тем,  что испытывают люди, которые радуются такой мелочи как банальное движение руки...

Военное прошлое многих ниндзя, не только гражданских, оставило пожизненно в инвалидности. Этот мрачный быт оставался в стенах больницы и должен был оставаться там, но Хазеноки уже не могла придумать иного способа заставить Тору взглянуть на жизнь под другим углом, заставить перестать жалеть себя, заставить быть взрослой, сильной, самостоятельной куноичи скрытого Камня. Это будет полезно не только для неё, но и для её будущего ребенка.

- Печальные мысли о прошлом не помогут успеху, - заключила Хазеноки, - поэтому, пожалуйста, прими этот путь, это путешествие, как дорогу не только к исцелению, но как свое обновление. В Иву вернется настоящая Тора! Такая, какую видит в тебе Кадафи...
Хазеноки замолчала. Она поймала себя на мысли о том, что переборщила с торжественностью формулировки, зря упомянула имя разведчика и вообще - с чего она вдруг сделала вывод о том, что Тора печалится? Для той, кто является обладательницей опасного улучшенного генома - Тора была удивительно хладнокровна сейчас. И, снова, Хазеноки было с кем сравнивать.

Хазеноки глубоко вздохнула. Тора, пообещав ей и самой себе добычей сведений от Кадафи, чуть не вызвала у куноичи легкую нервную улыбку и дергание брови. Прости, Кадафи, мысленно хихикнула Хазеноки, я не хотела. С другой стороны - теперь подробности это не её обязанность, ведь ей доведется проводить Торой гораздо больше времени, чем ему. Теперь - информацию из Хазеноки не выцепить и клещами. Сама Хазеноки пообещала себе молчать об инциденте с психологом.

Тора опять оправдывала свое имя. Она, словно порыкивая, напомнила Хазеноки причину их визита в страну Снега. Именно потому что медицинское обслуживание в стране Земли далеко от идеала, Хазеноки прикладывала усилия для того, чтобы это исправить. Торе не обязательно это понимать, это не её дело. Были ли слова куноичи о долге перед наследием искренними? Хазеноки решила принять слова подопечной как очевидную правду. Иначе зачем девушке соглашаться на такое путешествие? Кто в молодом возрасте может быть всерьез озабочен вопросами потомства? Впрочем, именно тогда, когда чего-то лишен, понимаешь ценность недостижимого и ставишь эту реальность на одну ступень с необыкновенным счастьем. Хазеноки смутилась от слов Торы про передачу ей в руки разведчика. Кадафи - не вещь. Но, кажется, речь была не о том..?

- Но я вроде бы ничего такого... - Хазеноки замялась. Не говорила, но подумала. Куноичи хмыкнула, склонив голову, и этим жестом признав за собой вину в подобном предположении. Она не говорила вслух, но отрицать свои чувства не стала. - Ты довольно проницательна. Такого не ожидаешь от обычного человека. Видимо, я слишком к нему привыкла. И я не могу не думать о нашем совместном будущем. Чем больше об этом мыслей, тем меньше мне хочется Кадафи делить с кем-либо. И одновременно я понимаю, что это невозможно: Кадафи заботится обо всех жителях деревни, его обязанности не могут изолировать его от взаимодействия с другими шиноби и куноичи, как в стране Земли, так и за её пределами. Я не ханжа, я знаю с чем может быть связана работа разведки.

Все-таки Тора смогла вызвать ирьёнина на сплетни. Интересно, как много "сестренка" знала о приключениях Кадафи, помимо тех, о которых слышало большинство. Джонину не за что было чувствовать угрызения совести - методы работы, если обеспечивали его успех и безопасность, могли быть любыми. Кадафи так же не задавал вопросов самой куноичи. Хазеноки не была сенсором, но сейчас ей было интересно, мог ли Кадафи их слышать. Был ли он далеко? Наверное, это нормально, при разговоре о мужчине, думать о том, что он нужен, искать его общества и ждать, что он окажется где-то поблизости - поможет и возьмет часть проблем на себя. Тора не проблема, а его "сестра", но ведь у них так дела обстоят. Необычные дела.

"О главном... Вроде бы это подходящий момент, чтобы сказать о главном. Что если она не согласится?" - выражение лица Хазеноки изменилось на задумчивое.

- Ты не любишь, когда недоговаривают нечто важное. Никто не любит, - Хазеноки подходила к теме издалека. Хазеноки поднялась с дивана, открыла дверь каюты и посмотрела по сторонам. Кадафи не тут? Спину шиноби она высмотрела на палубе ближе к носу парома. Не услышит. Хазеноки закрыла дверь, начала бродить туда-сюда, рассуждая в движении.

- Ты взрослая и должна понимать, что для появления новой жизни нужно участие двух человек; Кадафи я не предупреждала об этом. Но... У вас двоих хорошая генетическая совместимость.

При таком разговоре Хазеноки было трудно занять позу на диване и смотреть Торе в глаза. Она мерила шагами каюту, роняя инструкцию по-врачебному сухо, как будто не она говорила недавно, что не хотела Кадафи ни с кем делить. Теперь Торе нужно было свыкнуться с мыслью о том, что её "брат" должен стать донором. Хазеноки долго и подробно рассказывала смысл и механику процедуры, которая Торе предстоит после операции. Страна Снега не будет предоставлять свои "ресурсы" для этого. У них просто нет выбора... Возмутит ли Тору эта мысль?
- Понимаешь? - тихо просила Хазеноки в конце своей лекции. После лечения, успешного, процедура оплодотворения, описанная даже простым языком, казалась кощунственным обманом природы. - Тебе придется на это пойти, чтобы... Чтобы мы точно были уверены, что у врачей получилось тебе помочь.
‌‍
Наконец, Хазеноки заняла место напротив кровати. Выглядела она уже не такой напряженной, поза куноичи была более открытой и расслабленной, как будто с её плеч сняли тяжелый груз.