Ночь в Бруклине это особая партитура. Её музыку пишут гул магистралей, отдалённые сирены, шепот теней в переулках и тихий, вечный гимн греха и порока, что струится по стенам, как поднявшаяся из канализации вода. Я знаю каждую ноту. Я потому что её старый дирижёр и главный критик. Моя территория, мои правила. Мой отель "Дюмор" — единственная нота чистоты, выточенная из алмаза в этой какофонии. Импровизации я не терплю. Не для того стал лидером.
Особенно от тех, кто нарушают тишину в непосредственной близости от моих владений. Устраняя порядок, заботливо созданный мною после того бардака, что развела Камилла.
К тому же, это был не просто крик. Это был вихрь, клокочущий сломанной магией, болью и животной яростью. Звук, разрывающий привычную мелодию ночи, как когти способны располосовать шёлк. Я слышу всё это даже сквозь толстые стены моего кабинета, словно кто-то проводит ледяным пальцем по позвонкам. Непредвиденный хаос. А я ненавижу хаос. И я столько времени потратил на то, чтобы его не было вокруг меня.
Материализуюсь в переулке без звука, как и подобает совсем не юному вампиру. Тень, отбрасываемая тенью. Эфир ещё дрожит от эха недавнего столкновения, воздух густой и едкий от запаха озона, крови и чего-то древнего, тёмного, что пахнет старыми гробами и проклятой землёй. Чёрт. А мы ведь давно перешли на удобные 14-каратные золотые пристанища. Потому что...Ну, зачем всё это.
Картина банальна, почти вульгарна в своей жестокости. Двое. Мой сородич — один из не слишком амбициозных шестидесятилетних, с личной трагедией, случившейся два дня назад, с глазами, горящими красным от ярости и желания сорвать на ком-нибудь свою злость. И его добыча.
Девушка. Вернее, пока ещё она. Хрупкое тело в разорванной одежде, прижатое к грязной стене. Бледная, как луна, заблудившаяся среди кирпича и мусора. Из разбитой губы струится алая нить, такая же яркая, как и всполохи дикой, неконтролируемой магии, что ещё трепещут вокруг неё, как оборванные провода под током. Она жива. Но её сознание, её воля, как по мне, почти отсутствуют. В глазах, широко распахнутых, плещется чистый, бездонный ужас, смешанный с безумием. В них нет ни мысли, ни узнавания, только отражение того кошмара, что происходит внутри.
Мой вампир уже готовится нанести последний удар. Клыки обнажены для решительного, разрывающего движения. Он не просто хочет убить. Он хочет растерзать, уничтожить источник этой тревожащей его магии, этого всплеска энергии, что режет ему нервы, даже когда он её побеждает. Без того был нестабилен, я знал, но сегодня всё сошлось одно к одному, судя по всему. В печальном смысле.
Мне приходится решать всё за микросекунду. Таково обычно время на принятие решений для лидеров. Никто не даёт разгоняться долго или права на ошибку, даже в сложных обстоятельствах.
Первое, что необходимо, так это оценка ситуации. Пока вампир не нанёс решающий удар. А ведьма не сделала в полупредсмертной агонии что-то похуже. Её магия разрывает ткань бытия и хоть не специализируюсь на этом, как сверхъестественное существо конечно чувствую.
Угроза клану? Потенциальная. Мёртвая ведьма на моей территории — это внимание Сумеречных Охотников. И со стороны магов, вероятно. Короче, всё не ненужное. Разбирательства. Вопросы. Следствие. Всё это — пятно на безупречной репутации "Дюмор". На моей репутации. Лишние проблемы, которых я, в отличии от Камиллы, старался избегать. Потому что я умнее. И гораздо лучше организован.
Но есть и другая переменная. Сама ведьма. Вернее, то, чем она является. С двойным энергетическим отпечатком и ароматом. Изнанка жизни и острота не-смерти. Вампир. Но не совсем. Вихрь магии, дикой, первобытной, тёмной, но не демонической. Искажённой. Искалеченной. И её возраст…несмотря на всю мощь, что чувствуется в этом хаосе, она выглядит как птенец, выпавший из гнезда. Юная. Потерянная.
Сострадание — роскошь, которую такие, как я, могут позволить себе лишь в тщательно выверенных дозах. Но стратегический расчёт — наша вторая натура. Моя предшественница была слишком жадна, жестока, импульсивна, не думала дальше собственного "хочу". Так что, как тот, кто устроил переворот, я не собираюсь совершать всё те же глупые ошибки.
А потому, мне приходится двигаться. Не со скоростью вспышки. Это для тех скорее, кто хочет напугать. Со скоростью мысли. С холодной, неотвратимой неизбежностью закона гравитации. И всех соглашений.
Оказываюсь между светловолосой ведьмой и своим вампиром. Моё появление очевидно не сопровождается вихрем или грохотом. Просто пространство заполняется мной. Моим присутствием. Моей волей. Как главой бруклинского клана. Который должен решать проблемы до того, как они возникли.
Один из моего клана, несмотря на охватившее его безумие, всё же замирает. Его клыки останавливаются в сантиметре от моего плеча, вместо шеи нашей незваной гостьи. Я даже не рассматриваю его. Всё моё внимание приковано к нему, но на другом уровне — иерархии, власти, доминирования. Я — глава клана. Он — тот, кто не будет сопротивляться. И это ощущение на инстинктивном уровне, а не осознанном. То, почему наш дикий вид всё ещё не перегрыз друг друга.
— Уходи. Одно слово. Произнесённое без повышения тона, почти интимно, но вмороженное в воздух сталью абсолютного авторитета. В нём нет угрозы. Есть констатация. Приговор. Алистер знает, что не стоит перечить. Даже если у него немного сорвало крышу и он чувствует кровь. Как и я.
Он пятится, его ярость мгновенно сменяется на понимание, отступление. Он не пытается ни оправдаться, ни переубедить меня, что имеет право. Он просто исчезает, растворяясь в темноте переулка, унося с собой надежду, что мы не будем разбираться с этим. Но мы будем. Потом.
Тишина, внезапно повисшая в воздухе. Теперь в переулке остаёмся только мы двое. Я и эта загадка, нетипичный вид.
Медленно, не делая резких движений, поворачиваюсь к девушке. Она не смотрит на меня. Её взгляд прикован к чему-то в глубине её собственного кошмара. Дыхание прерывистое, хриплое. Крошечные сгустки тёмной энергии ещё корчатся у её пальцев, оставляя на асфальте опалённые следы. Она на грани. Полного саморазрушения. Или нового, ещё более опасного выброса.
Мой аналитический ум уже просчитывает варианты. Оставить её здесь — получить ту самую проблему в виде мёртвого тела. Вызвать своих — вынести сор из избы, показать слабость. Отдать Охотникам — всё равно что подписать ей смертный приговор, ибо что они станут делать с вампиром-ведьмой, вышедшей из-под контроля? Они так резки в своих суждениях и кардинальных способах решения проблем.
Но есть и другой путь. Более сложный. Более рискованный. Но, потенциально более ценный. Интерес перевешивает риски. Любопытство, редкая моя черта, берёт верх над прагматичной жестокостью.
Растягиваю губы в улыбке, разглядывая ведьму. Не дружелюбно, очевидно. Просто в вежливости, к которой привык. Всё же, это она нарушитель спокойствия в данном случае, оказавшаяся на моей территории. И потенциальная проблема.
— Сумерки уже почти закончились. Наступает более опасное время. Произношу спокойно, не вызывая новых всплесков агрессии. — Вам нужна помощь. Я могу её предоставить. Её глаза медленно, мучительно медленно, фокусируются на мне. В них нет понимания. Только отражение. Глубина её боли почти осязаема. Не знаю, что это за дикий выброс магии и всего остального, но не думаю, что подобное ведёт к позитивным последствиям.
— Меня зовут Рафаэль Сантьяго. Представляюсь, хоть имя для неё сейчас моё вряд ли что значит. Но формальности, как и вежливость — щит и опора цивилизации. Даже здесь, в вонючем переулке, посреди магического коллапса. — Моя обитель находится неподалёку. Там будет безопасно. Вам там ничто не будет угрожать. Вы сможете прийти в себя. Приподнимаю руки, в общепринятом жесте, демонстрируя отсутствие враждебных намерений. Мой взгляд скользит по её измождённой фигуре, по дрожащим рукам. — Это пристанище нашего клана, но вы будете под моей защитой, как главы. Этот инцидент неприятен, но всё будет в порядке, благодаря моим гарантам безопасности. Наверное, то, что говорю сейчас — не слишком убедительно. Хоть и напугать не должно, полагаю. Девушка уже не в лучшей позиции оказалась и очевидно нестабильна. Я предлагаю ей хоть какой-то, более-менее подходящий вариант, вместо тёмных улиц и очередных нападений. Может быть, это будут уже не мои соратники, но...мало ли всего на улицах Нью-Йорка для потерянной девушки? Особенно такой примечательной.
Я делаю последний, решающий шаг. Нежный, но уверенный. Я протягиваю руку. Не чтобы схватить, а чтобы предложить опору. Жест аристократа, предлагающего руку даме для выхода из кареты. Абсурдный в этих обстоятельствах. И единственно возможный.
Мой взгляд твёрдый, но лишённый ожидания. Я даю ей выбор, даже в её состоянии. Согласие или отказ. Жизнь или…Я уже просчитал оба исхода. И в любом из них я разберусь со всеми проблемами до того, как они возникнут.