Вид на небольшой городок мог бы быть приятным разнообразием, на фоне Имп-Сити, Пентаграммы или любого другого города Ада — хотя бы потому что в чердачное окно попадали лучи закатного солнца, а в небе проклевывались первые звезды. Вот только, ее мнения никто не спросил, и самостоятельного способа вернуться домой у Октавии не было.
Сев на узковатой — видимо, рассчитанной на ребенка — кровати, она вытащила из рюкзака жестяную банку. Коготь с щелчком продавливает металл и сбросившая маскировку демоница выливает в стакан энергетик. Они, разумеется, не работали — и дело не в ее организме, достаточно прочитать состав — но эффект плацебо никто не отменял. Особенно к вечеру второго дня на Земле, за которые она так и сомкнула глаз. Октавия знала, что может обходиться без сна куда дольше, но это не значило, что это будет приятно или легко. Да и необходимость поддерживать маскировку требовала постоянной концентрации. Со временем такие вещи несложно довести до автоматизма, да саму маскировку сделать качественнее, но для нее это был первый раз в жизни! Без предупреждения и подготовки!
Хотя бы с деньгами и укрытием проблемы не возникло, культисты хоть в чем-то были полезны. Вспомнив о причине своего присутствия в мире живых, Октавия щелкнула клювом.
Тесноватый даже для сбившихся в нем пяти человек подвал, на полу и стенах которого угасают оранжевые сигилы, а в центре неправильного гептагона на алтаре лежит что-то черное. Среди фигур в балахонах пробегает легкий ропот недоумения — застывшая в сигиле призыва фигура очень мало похожа на ту, которую они видели раньше, или о которой слышали от других адептов.
Что вообще-то было неудивительно. Ее отец практически всегда носил что-то соответствующее титулу Принца Эрс Гоэтии. Более или менее. Секундный смешок, когда она представила, что его бы попытались призвать во время той злосчастной поездки в Лу Лу Лэнд, в шортах, футболке и дурацкой шапке-яблоке оборвался сам собой. У нее не было времени на это.
Важнее было то, что перед людьми стояла фигура ростом на полметра ниже ожидаемого, вместо мантии одетая в джинсы с косухой, небольшим рюкзаком и висящим за спиной армированным гитарным чехлом. Очень недовольная (и пребывающая в шоке) фигура.
— В... В! — Октавии не хватает не то воздуха, не то самообладания, чтобы продолжить фразу.
— Принц Столас?... — В мужском голосе читается отчетливое сомнение и неуверенность. Голова фигуры нечеловечески быстро поворачивается, ловя его взгляд своим — пары белых с лиловым "белком" глаз.
— ВЫ ЧТО НАТВОРИЛИ, УРОДЫ?! — В вопле смешивается возмущение, шок, злость, испуг и многое другое.
За десяток секунд до этого, она стояла у остановки, дожидаясь автобуса, у нее через сорок минут репетиция. А потом у нее возникает ощущение, как если бы запястье обхватила петля из нитки, и за нее тянут куда-то вверх. Спустя бесконечно долгие мгновения, она понимает, что это такое. Заклинание призыва. Которое элементарно обрывается осмысленным нежеланием или отсутствием реакции, например, сном. Понимает слишком поздно.
И никто и никогда не доверял смертным последователям заклинания для открытия порталов в Ад.
Смятение и недоумение культистов перерастает в неловкое, хрупкое молчание с обеих сторон. Нарушаемое чуть осипшим, хрипловатым женским голосом:
Кажется, я могу объяснить, что произошло. — Фигура в балахоне потирает виски. — Мы ведь использовали более старую формулу призыва, которая не требует человеческой жертвы как якоря, после его завершения...
Октавия вспоминает, как в прошлый Канун Дня Всех Святых, Столас вернулся домой из портала, весь залитый красной кровью. Почему-то, сейчас ей кажется, что тогда он выглядел не столько разозленным, сколько... обманутым и жалким. В плохом смысле слова — как кто-то, кого хотелось поддержать.
С призывом все оказывается куда понятнее — заклинанию было важно наследование по крови, а не аспекты законов. Октавия была кровно связана с Принцем тридцать шестого Трона Гоэтии. А поскольку оный Принц был официально... не у дел — выбрало ту, кто больше всего соответствовал требованиям. Сказать, что это не льстило ее (весьма придушенным) самолюбию и самоуважению — было бы неверно. Но с каким же удовольствием она бы поменялась местами с одним ледяным павлином. В кои-то веки занялся бы чем-то полезным. Или сбежал, поджав хвост — этого она тоже не могла исключить.
И если уж говорить о занятии полезным...
Женщина поднимает руки к капюшону и откидывает его назад, открывая самое обычное, непримечательное лицо — около сорока с небольшим, немного пухлые щеки, и легкий загар кого-то, кто проводит время под солнцем. И серо-голубые глаза, выглядщие так, как если бы она плакала. Много. Октавия видела такие — в Аду не слишком много счастливых обитателей. Скорее наоборот. И даже несколько месяцев полусвободной жизни могут рассказать куда больше, чем все годы проведенные под защитой поместья и... тех, кого она уже не готова назвать семьей.
— Это не... — Ей хочется сказать, что это не ее дело, и ей просто нужно вернуться обратно. Но вместо этого тяжело вздыхает и прислоняет чехол гитары к осыпающейся стене, чтобы сев на пол опереться на него спиной. — Да ебан... Рассказывай. Сегодня я за принца.
Слова, фотографии, вырезки газет, смотрящие куда угодно, но не на нее и не на рассказчицу культисты. Снова фотографии. Болезненный, как замороженная мышь, комок в горле.
— Я не смогу их их вернуть. — Сейчас она хотя бы может ответить без сомнений. Это что-то далеко за ее пределами... почему-то она знает, что не сил, но умений. И еще очень долго останется за ними. — Честно сказать, я даже не представляю с какой стороны подойти.
В ответ она видит лишь слабое покачивание головой из стороны в сторону, с долгой паузой.
— Никто не сможет. Мы проверили, там не осталось душ. — Октавия коротко ругается в сторону.
Два или три в неделю, самый младший девять, самый старший шестнадцать, тридцать семь пропавших, и последователи ее отца верят, что нашли девятерых, с учетом переданного от агента в местной полиции. Она пытается не думать о цифрах как о ком-то живом, так проще воспринять сказанное. Вот только фотографии того, что выглядит как человеческие фигуры ставшие деревьями вгрызаются в память. Даже при ее знаниях, она точно может сказать, что это не было быстро и безболезненно.
В одной из искривленных фигур, поросших прутьями осоки, в которой, из-за оставшихся обрывков пижамы и обуви, говорящая с ней женщина узнала свою дочь.
— Точно кто-то "снизу". И вы хотите мести. — Она подтягивает колени и обхватывает их руками, борясь с сотнями мыслей и позывов. Ей нужно сохранять контроль над собой. Иначе культы становятся угрозой. Только, она уже облажалась, показав слабость и сочувствие.
-Остальные... Я не знаю. Я просто хочу чтобы это закончилось! — Октавия видит, что женщина уже на грани срыва. Благо, видит не одна, потому что на ее плече в этот момент лежит чужая рука.
— Давай я закончу.
Через несколько часов, с пачкой налички, ключами от небольшого двухэтажного домика в трех шагах от церкви (Октавия оценила иронию) и несколькими флешками, она устало падает клювом — маскировка уже рассыпается от попыток мозгов закипеть — в кровать на чердаке.
На первом этаже мебели толком и нет — стол, стулья, пара шкафов. Узкая кровать, тумбочка-стол пара стульев и еще один шкаф на чердачном этаже. Главное, что электричество было.
Иначе пересматривать приманки ублюдка было бы слишком неудобно.
Часть ее разума признавала эффективность и изящность решения — вшить заклинание-приманку в "аналог-хоррор" видео, нагрузив территориальной отсечкой и фильтром восприятия по эмоциям, убрав взрослых из уравнения... Это было умно. Если она смогла выделить все компоненты.
Вот только... Часы тикали. Ее время на Земле было довольно ограниченным. Ее будут искать, не потому что она кому-то нужна как Октавия, а потому что кое кто не может допустить, чтобы что-то случилось с наследницей.
Неделя, не больше. И из того, что знали культисты, демон пользовался одним из кристаллов Асмодея — слишком характерный след. Достать кристалл, так или иначе. Вернуться домой. Попытаться сгладить последствия.
Она не строила иллюзий — хотя бы сейчас — что несколько драк в клубах, пусть даже и до крови и сбитый костяшек, сколько-то подготовят ее к тому, что придется убивать кого-то или ставить на грань этого состояния. Но там было ее возвращение. Кристалл Асмодея. Один из тех, что были нормой среди суккуб и инкубов. Но явно не тех, кто бы стал бы убивать детей. Асмодей мог сколько угодно быть плюшкой и угорать по согласию... Но выкинуть подобное было равносильно смертному приговору. Может, в особенности из-за упомянутых качеств "Оззи".
Почти два дня ушли в попытке понять хоть что-то сверх рассказов и слухов. Интернет был... примерно настолько же засран как и в Аду.
Ценная информация. С кавычками. С трудом получилось найти видео с приманками, но... Ничего. Наличие закладки она видела, но не более. Это как видеть закладки в книге, но не понимать шифра на них. Октавия понимает, что толку от нее сейчас нет, и ей нужен какой-то отдых. И продолжает снова выписывать в нотную тетрадь доступные ее пониманию куски использованных чар. Игнорируя бьющиеся в голове вопросы "зачем?" и "что это даст?".
Спустя несколько часов, ручка брошена на страницу, а планшет отодвинут в сторону. Выбравшись через окно на черепицу, она почти падает на спину, раскинув руки и ноги в стороны, бесцельно глядя в звездное небо. Октавию преследует странное ощущение с одной стороны "онемевшей", а с другой "прочищенной" головы. И демоница ловит себя на том, что уже несколько часов чувствует кого-то еще. Где-то на задворках сознания вертится клубок ассоциаций.
Шум статики в радиоприемнике, сладковатый привкус гнилого мяса, щелчки тумблеров, багряно-красное, растворяющееся в черном.
Чтобы о ней спохватились в поместье еще слишком рано. Да и откуда они хотя бы примерно представляют, где искать? Себя она скрыла еще в первые часы. У тех, кого она знает — след совсем другой. И это точно не "лесной охотник". Ассоциации слишком далеки, а подделать... можно, наверное. Но зачем?...
На крыше резко становится как-то неуютно, и она лезет обратно в окно, чтобы закрыть его за собой и осесть на пол, подтянув к груди колени. Недопитый стакан недалеко, и она тянется за ним, замечая, что пальцы мелко дрожат. С коротким выдохом, голова Октавии опускается на колено. Выбор невелик. Она не справится.
Три точки, три тире, три точки.
Отблеск звезд, когти скользящие по струнам из нержавеющей стали, неуверенность, за которой прячется упорство, белый и черный на стыке которых едва заметна полоска серого.