Как это произошло? Почему так получилось? Почему она стояла напротив жителей ее собственного селения и смотрела на оружие, направленное ей прямо в голову? Почему эти наточенные кунаи должны были быть для нее? Эти люди должны были защищать ее, любить, понимать. Эти люди должны были быть ее семьей, поддержкой, товарищами, учителями. Так почему же они ненавидели ее? Почему песок ее был чем-то настолько ужасным, настолько неприемлемым? Почему Карура, заметив происходящее, срывалась с места с таким ужасом, застывшим на лице, вынужденная в который раз заступаться за собственную дочь? Саюри чувствовала себя никчемной, слабой, беззащитной и одинокой. Такая маленькая девочка в таком огромном мире, в котором торжествует только ненависть.
Конечно, она не верила в любовь, мир, и понимание. К чему ей это было? Вокруг война, кровь, и потери. Вокруг люди, что возвращаются домой без конечностей и люди, что плачут над могилами близких. Это селение слишком часто было облачено в черное. Испытывая к себе только отвращение и страх, она узнавала их в этом мире - она видела только ненависть между селениями и великими странами, которые только и делали что убивали друг-друга, и каждый раз способами все более новыми и разрушительными. Кто мог упрекнуть эту девочку в том, что она была одинока, напугана, и полна разочарования, граничащего с яростью? И это худшее сочетание чувств в ребенке что владел необузданной силой. Она хотела быть другой. Ах, как бы она хотела, если бы все могло быть иначе. И как же ей не хотелось сейчас защищаться. И Саюри с ужасом замкнутого в угол зверя понимала, что сейчас может произойти. Она знала, на что был способен ее песок в те моменты, когда сердце примерно так же срывалось в галоп, разбиваясь о тонкие легкие.
- Я говорю как член делегации Конохагакуре-но-сато, Учиха Катсураги, - Саюри осеклась, с удивлением повернув голову. Этот голос совсем не был детским. Что-то было в его словах весомое, ощутимое, что-то невероятно сильное. Обычный ребенок, но сейчас этот обычный ребенок заставил всех вокруг остановиться. Нет, он будто бы останавливал время вокруг себя. И Саюри в какую-то секунду поняла очень много вещей: то, почему он был так опустошен тем, что сказал старейшина; почему этот парень совершенно ее и не боялся; и то, что она тоже хочет уметь так говорить. И тихо заставлять окружающих слушать, даже когда кажется, что тебя никто не замечает и не обращает внимания. Она тоже хочет так. Слезы высыхали прямо на ресницах, и песок вокруг нее превращался в нечто цельное и крепкое, полностью прекращая движение. Саюри смотрела на Кацураги и поднимала голову немного выше, потянувшись макушкой к потолку, в попытке имитировать эту его осанку. Быть может, если она научится говорить точно так же, то однажды и ее смогут услышать без криков и обнаженных кунаев?
И они бежали. Саюри не успевала за развитием событий, но и не собиралась спрашивать в лишний раз. Она сама хотела убраться от этого места как можно подальше и не оглядываться назад. Она хотела забиться куда-нибудь далеко, где не было этих осуждающих глаз, где люди при ее виде не тянулись своими руками к рукоятям кунаев. И пускай она не хотела бежать от собственного дедушки, она сейчас с тяжестью понимала, что его уже не вернуть. И что его больше никогда не будет рядом. И что он больше никогда не сможет ее защитить. Холодок пробежал где-то меж лопатками - что это значило, если Казекаге, что любил ее всей душой, какой бы она ни была неблагодарной и вызывающей отвращение, больше не был с ними. Что будет, если новый Казекаге не будет так терпелив? Что будет, если он будет больше согласен с Советом, чем даже с уверениями ее матери? Может, тогда ей придется бежать дальше, чем просто в другое помещение?
- Сюда, - отвечала она серьезно, сводя к переносице брови. Саюри держала Катсураги в ответ за руку, и уверенно повела его за собой, скрываясь от толпы. Им было их не поймать, потому что в этом селении Саюри была знакома каждая песчинка, каждый проход. Потому что она гуляла по этим улицам днями и ночами, причем по самым тихим и непроходимым местам, чтобы лишний раз не наталкиваться на людей, встреча с которыми неустанно заканчивается на ножах. И сейчас она вела за собой. Резкий поворот, и они оказались около стены, но девочка не торопилась останавливаться или сбавлять ход. На одном дыхании она бежала вперед, пригнулась, и скользнула в трещину в стене, утаскивая Катсураги вслед за собой. Второй поворот, еще один, и крыши. Они скакали все выше и выше по выступам одного странного дома, который был ее любимой опорой, и бежали дальше, пока не оказались на высоком балконе одного полу-заброшенного здания. Кажется, когда-то это был офис какого-то отряда, которого сейчас больше не существовало. Откуда Саюри было знать, что когда-то через чертову дюжину лет она начнет работать в этом здании, которое станет новым штабом отряда по защите Сунагакуре? А сейчас это было лишь место, где она могла спрятаться.
- Здесь нас не найдут, если вообще будут искать, - сообщила она, утирая рукавом едва заметный выступивший на лбу пот, стараясь словить сбившееся дыхание от долгого побега. И она застыла, внимательно всматриваясь в лицо Катсу, пытаясь побороть сотню противоречивых мыслей и чувств. Слишком много. Она была поражена, что он до сих пор не боялся. Счастлива и тронута тем, что нашелся хоть кто-то, кто ее ненавидит. Напугана тем, что утащила за собой члена делегации Конохагакуре, поскольку за своим обеденным столом хоть что-то она научилась понимать в политике. И сожалела всем сердцем о том, что он оказался человеком, которого тоже хотели использовать словно животное на цепи. И как же ей было стадно, что Катсураги в какой-то момент решил, что она была человеком, который был достоин спасения. Слишком много чувств, слишком. Так с чего же ей начать?
- Катсу, - начала она, смотря на него с выражением глубокого спокойствия, спутанного в тугую плеть с сожалением, - есть причина, по которой они ненавидят меня, - наверное, стоило начать с правды. Даже если хотелось начать с благодарности или поддержки. Правда всегда лучше, даже если сам Катсураги посчитает ее грубиянкой за то, что она не торопилась благодарить его за спасение. Даже если он посчитает ее эгоисткой, что она в первую очередь не предложила ему свою помощь укрыться от советников ее собственного селения. Просто он был хорошим человеком, вдохновляющим и сильным, каким бы ни был малым. И он имел право знать, а она не имела никакого права прятаться, только и всего, - возможно, я действительно должна сидеть на цепи, - что-то внутри сворачивалось в тугой комок стоило ей только это сказать, но лицо ее, пускай она совсем недавно и кричала в полный голос, теряя себя в своей ярости и боли, было настолько спокойно, будто она говорила о величественных барханах, - потому что я плохой человек, Катсу. Они боятся меня потому что я показала им, что у них есть на это причины. Ты не должен был за меня заступаться.
[ava]https://i.imgur.com/g3BBoXM.jpg?1[/ava]