внешний вид: пук
время: 26.10.608, утро-день

Утро наступает с распластавшегося по территории города и леса тумана. Дом, в котором они уютно переспали ночь, заполняется до краёв влажностью и, казалось, напоминает теперь законсервированную банку, которая вот-вот лопнет. Масао открывает глаза от жуткой заложенности носа и пересохшей слизистой; ему тяжело вздохнуть ртом, ощущается некое странное давление, смешивающееся с осознанным облегчением расстояния. Между тем, он всё-таки поднимается, прикладывая немало усилий (несколько дней практически беспрерывной ходьбы отдаются тянущимся спазмом ног). Оглядываясь по сторонам, он подмечает укрывшегося в несколько тканей Иошиэки, сопящего в угол стены и что-то нашёптывающего себе под нос, нетронутые предметы утвари и быта, как будто оставленные исчезнувшими хозяевами, но никак не покинувшими эти места, а также причудливую шляпу с висящим рядом хаори, на которых вчерашним вечером он чуть задержал взгляд, не придав большого значения из-за усталости. В остальном дом, наполненный утренней могильной тишиной, был предельно чист и подозрительно обжит, что наводит его на банально простую мысль:
"Здесь кто-то хозяйничает"

Убедиться в этом ему предстоит на кухне, когда голод, буйным приливом раздавшийся в его животе, разбудит сонного исследователя, отчего тот одним глазом недоверчиво глянет на Масао, аки скептическая сова вывернув голову на несколько градусов. В ответ паренёк только виновато улыбнётся, прикрыв наглые блистающие изумрудными камушками зенки, и почешет затылок, пошевелив разбросанными в разные стороны локонами волос.
Сложенные в пирамиды посудины, расставленные по местам чашки, отсутствие плотного пыльного налёта на поверхности стола; Масао, решая убедиться в правдивости своего предположения, подзывает Иошиэки рукой, и пока тот медвежьим покачиванием волочится на отделённую предметами декора местность для трапезы, юноша задаёт вопрос, который призван расставить всё на места:
- Когда предположительно этот город опустел? - В голосе проявляются нотки сомнения и скептицизма, Масао холоден, не хочет подвергать опасности ни себя, ни человека, жизнь  которого, утрированно, находится в его подверженных тремору руках.

Но мужчина только неодобрительно покачивает головой, шумно приземляясь на деревянный пол и расшатывая стол.
"И всё-таки", - Масао повторно разглядывает стол, затем тумбочку, а после невозмутимо перебрасывается на предметы быта; где-то толстым слоем скопилась пыль (стоило только дунуть, как она покрыла серой дымкой угол кухни), а где-то среди замурованных будто бы смогом чашек одиноко лежала пара чистых тарелок, - "ими определённо пользовались".

Утолить голод получилось не сразу. Не обнаружив еды во всём доме, Масао тяжело вздыхает под сопровождение урчащего желудка. Иошиэки же, проваливающийся в жерло объятий Морфия, неохотно поднимая веки, понимает, что ситуация выходит из-под контроля, и, расчехляя походный рюкзак, достаёт оттуда завёрнутый рис, который спустя время они быстро съедят.

- Мы начнём с деревни, потому что я... - Иошиэки решительно вскакивает с места, его глаза горят ярким пламенем готовности ринуться в бой, но.
- Пока ещё более-менее светло, предлагаю добраться до храма и обследовать его, - тихо произносит Масао вразрез мнению исследователя, в паузе повертев головой вправо-влево и пальцами расчесав волосы.
Бурное негодование проявилось в выражении лица Иошиэки. Масао мирно встаёт и, едва улыбаясь разбушевавшемуся историку, продолжает речь:
- Я не настаиваю. - Пауза. - Но посудите сами, вы наткнулись на них именно вечером. Только в наших с вами силах проверить одну теорию.

Он действительно не настаивал, готов был к любому ответу, любому исходу, так как прекрасно понимал свою роль в этой истории, а желание избежать откровенных конфликтов с человеком, с которым им зависеть друг от друга ещё долгое время, перевешивало даже логику и здравый смысл. К тому же, Масао вновь перебил Иошиэки, принимая, конечно, свою вину, но понимая, что исследователь чрезвычайно быстро забалтывается, теряя ощущение времени и реальности.
- Действительно. Согласен, - маленькая, но приятная победа.

Храм располагался неподалёку. Единственное, пожалуй, что делало это место таинственным - это его скрытость от глаз. Не зная поворотов, выйти на него можно только случайно. Огромное везение в их дуэте приходилось на Иошиэки; мужчина уже бывал на священной территории и запомнил оптимально быстрый путь до него, поэтому блуждать вокруг города битые часы им не пришлось, а дорога до храма заняла всего двадцать минут (и это при медленном темпе ходьбы, который они избрали во избежание непредвиденных ситуаций). Согласно рассказам историка, в этих местах ему приходилось натыкаться на ловушки - он постоянно обходил их стороной, якобы замечая даже там, где соколиное зрение подвело бы птицу. Одним словом, преувеличивал, пытаясь в глазах Масао выглядеть не просто умным человеком, которым, безусловно, историк являлся, но и подающим надежды следопытом... лгуном.

В прогале между деревьями Масао замечает массивное каменное образование; точнее, пытается разглядеть прищуром, так как образовавшийся утренний туман только-только начал рассеиваться. Неровный, покрывшийся мхом. Чем ближе они приближаются, тем яснее пред Масао встаёт стена, а когда подойти удаётся совсем вплотную, он понимает, что некое подобие храма расположилось в низине, а массивную каменную платформу держат несколько колонн. Большая местность грандиозного сооружения нынче не более, чем заросшие развалины; от величавых статуй стались подиумы, разрушительная давка тяжёлых деревьев сдвинула возведённые человеком ворота, отчего те покосились в ожидании своего фатального часа. Здесь пахло сыростью и древесиной; и если первый запах был приятен, то перебивающий его аромат напоминал о чае, который несколько дней назад заварила Рина. 

Они останавливаются. Краем глаза Масао примечает, как судорожно рвётся дальше Иошиэки; слышит его нервно-тяжёлое неровное дыхание; громкий глоток скопившейся во рту слюны.
Он рассматривает округу на присутствие людей, укрытых где-нибудь за плитами или в кустах; никого не находит.
- Что же, - он нагибается, становится ниже, чтобы сохранить интимность обстановки, - нам нужно отыскать хоть какие-нибудь следы. Вперёд? - Иошиэки неуверенно кивает.   

Взбираясь по лестнице на пьедестал, напоминающий ритуальный стол, Масао, который шёл впереди исследователя, натыкается на приоткрытую каменную плиту с крутым спуском, ведущим глубоко-глубоко под землю. Пытаясь разглядеть, что же всё-таки находится внизу хотя бы на нескольких метрах, он отодвигает крышку, закрывающая половину прохода, приседает, а после опускает ногу, вставая на ступеньку. Неуверенно обследует стопой вторую, третью, четвёртую, понимая, что вниз ведёт лестница. Недоверчиво и кратко спускается; света, который проходит через небольшое отверстие сверху, не хватает, поэтому передвигаться приходится на ощупь, но это совсем скоро заканчивается, когда впереди он не обнаруживает догорающий факел.
- Иошиэки! - Зовёт он негромко, но решительно, обернувшись назад, в сторону входа.
Молчание.

Быстро минуя уже пройденное расстояние, он показывается в лесу и, осматривая его по сторонам, глухо вопрошает:
- Иошиэки?

Первые признаки волнения - сердце начинает биться чаще; он не видит путника, не слышит его. Нарастающее напряжение отдаётся в руки: тремор. Масао не понимает, куда мог уйти его напарник, ведь территория храма была пуста, да и Иошиэки наверняка бы отозвался на своё имя.

- Спасите! - Истошным воплем дикого кабана раздаётся голос историка из чащи леса.
"Далеко. Надо успеть"

Он мгновенно соображает. Выпрыгивая полностью из входа в подземелье, начинает шагать в сторону покошенных ворот, увеличивая с каждым шагом скорость и переходя в конечном счёте на бег; но даже этого недостаточно, чтобы догнать пропадающее эхо Иошиэки. Мерцание. Масао сокращает дистанцию с помощью техники. Его тело рассеивается, это позволяет ему оказаться за пределами храма. Как некоторое время назад, тяжёлые каменные плиты претворяются ровной стеной, преграждающей путь. Он спешно осматривается, мысли сбиваются, ему сложно даётся определение стороны, откуда был воспроизведён крик, но парень собирается, устремляясь вглубь изменяющегося леса.
"Обратно в страну Огня?"

Вздымая в воздух, он взбирается на вековые ветви деревьев. Передвигается по ним, перепрыгивая подобно белке с одного ствола на другой. С его ростом бег по деревьям даётся с трудом: чтобы не зацепиться о выступающие веточки и не уткнуться головой, приходится укорачиваться. Торопится; в глазах читается смешенная с решимостью паника, но уверенностью отдаётся мысль:
"Догоню"

И действительно догоняет. Не чувствуя усталости (видимо, из-за вспыхнувшего адским пламенем состояния аффекта), он замечает внизу двоих мужчин, бегущих в сторону страны Огня. В руках воришек Масао видит Иошиэки с забитым тканью ртом.
Он обгоняет их и, спрыгивая с дерева, оказывается впереди, поднимая с земли пыль и преграждая им дорогу; заставляет таким образом остановиться.

- Без лишних разговоров и по-хорошему. Вы отдаёте моего товарища, и мы расходимся, - руки дрожат, уж слишком много неожиданно-неприятных потрясений за день, но голос наполнен уверенностью.
Однако похитители не хотят решать вопрос мирно и обнажают клинки, которые приставляют к горлу Иошиэки. Масао понимает, один шаг, и его товарищ бездыханно опустится на землю. Ситуация, давно вышедшая из-под контроля, набирает обороты. Он не хочет никому причинять боль, но сверкающий металл жжением шрамов напоминает, что испытывает человек, когда лезвие распарывает ткани; и он определяется, обречённым вздохом сопровождая:
- Извините.

Он поднимает тяжело руки, превращая их в деревянные острия.
Прицеливается, чтобы не убить, но обезвредить.
"Стихия дерева", - глупым отголоском отдаётся в его голове. Взгляд наполнен жалостью; понимает, что их навыки несравнимы, а он далёк от идеального шиноби.

На большой скорости деревянные копья устремляются в похитителей - двух парней, лица которых закрыты масками.
Масао попадает в плечи. Именно так, что дерево, откинув их в стороны, проносит ещё на какое-то расстояние, пока не врезается в ствол.
Иошиэки падает на землю.
"Спасён", - утвердительно.
"Жив", - с облегчением.
"И они не должны пострадать. Лишь бы были одни, хочется расследовать дело без гостей"

Рассеивая технику и превращая копья обратно в руки, Масао направляется к Иошиэки и усердно развязывает ему кляп.
- Не отходите от меня более, - серьёзно и нравоучительно произносит юноша, видя растерянный взгляд исследователя. Страшный, пугающий, напоминающий о прошлом.

Они возвращаются обратно к храму, чтобы всё-таки спуститься в подземелье. В тишине, беззвучно. Соблюдая продиктованные лесом правила. Там, на глубине десяти метров они обнаруживают ритуальный стол.
- Ну и вонь, - язвительно подмечает Иошиэки.
Кровь. Банки с органами. Окровавленные клинки. Всё это в гаснущем свете факелов. Поднявшись наружу, первое, чему откровенно радуется Масао - свежий воздух, доносящийся в это укромное место холодным потоком.
- Вот и обследовали. Предполагаю, на этом с храмом пока окончено.
Никакой информации получить так и не удалось.

- Вернёмся в город, поищем что-нибудь там.

Отредактировано Masao (20.10.2019 22:21)

внешний вид: пук
время: 27.10.608; 28.10.608, ночь
чакра восстановлена: 80|80

Утро. Опять.
Сонливо потянувши руки в разные стороны, Масао лениво поднимает корпус, напрягая мышцы пресса. Сложенный в несколько оборотов буклет движением горной реки скатывается по спадающему на пол пледу и, промчавшись ещё немного, застывает поодаль от его кровати. Он зевает, прикрывая ладонью рот, и щурится, рассматривая что-то впереди; взгляд мутен, дом будто бы в движении расплывается.

Нога. Вторая. Не встаёт, сидит, опущенными стопами касаясь прохладного пола. 
Неохотно отложив плед в сторону, юноша неспешно тянется за бежавшей бумажкой, насколько того позволяет гибкость тела. Хруст. Бумажка в руках, но вот разогнуться - тяжело. Потихоньку, без резких движений, подобно попятившемуся раку, он принимает предыдущее положение тела; ненадолго: возвращается под плед, подкладывает подушку под голову и ложится обратно под сопение Иошиэки, который безальтернативно уткнулся в угол.

Он мельком пробегается по главной странице. Всё тот же знак, всё те же буквы.
Разворачивая свёртыш бумаги, Масао пытается разобрать почерк, исказившийся за счёт объёмных линий, оставленных, как несложно догадаться, далеко не грифельным карандашом, а обычным кусочком необработанного уголька. Когда он проводит пальцами по движению слов, они окрашиваются в цвет размокшего пепла, пачкая не только руки, но и свободную от писанины область, делая буклет менее разборчивым. Осознав это в момент подходящий, Масао отдаётся тексту полностью, запоминая всё в мельчайших подробностях.
Запоминать оказалось нечего.
Из четырёх испачканных страниц буклета три - рисунки, точнее, эскизы, писанные рукой практикующего человека. Масао рассматривает картинки. Выстроенные в круг чёрные фигуры, вокруг лес и неразличимые глыбы; распахнутая клетка с висящей тканью; винтовой спуск с выпирающими из-за стен балками; и только первая страница, и только два пункта:
"1. Прийти в библиотеку и в ячейке взять плащ.
2. Подойти на открытую площадку рядом с храмом глубокой ночью".

"Информативно", - коротко, холодно, в духе уходящих от стаи волков глубокой северной зимой.
Он закрывает глаза, одновременно прикрывая буклет. Здешняя природа уже не кажется столь манящей и сладкой, его сознание обесценивает даже еле заметные восходы и закаты солнца, раскрашивающие различными цветами горизонт, скрытый за слившейся копной многовекового леса; только птицы, приятно-мелодичным щебетом разносящие по поворотам эхо своих песнопений, благодатно успокаивают его, располагая к продолжению приключений.
"Не было бы так интересно, если б не было так сложно"
Иошиэки проснётся через час после пробуждения Масао, недовольно прошипев в пустоту о своей ране. Юноша подойдёт к мужчине, аккуратно осмотрев повязку на наличие грубых кровяных подтёков, впитавшихся в хлопковую белоснежную ткань. Найдёт.
Столовым ножом распорет оставшееся полотно бывшей простыни ещё на несколько перевязок, одной из которых проведёт необходимую процедуру, а оставшиеся, бережно сложив, спрячет к чистому белью в комод, куда грязь и пыль пока ещё не сумели подступить.

Их разговор об организации и вчерашнем происшествии короток, неэмоционален. Вероятнее всего, Иошиэки и психологически, и физически исчерпался: подобное приключение - полнейшее потрясение для него. Что же касается Масао, то юноша не отличается широким спектром эмоций; и несмотря на всю красоту здешних мест и весьма частое для подобного рода миссий время релаксации и отдыха, упитываться для состояния безудержного наслаждения не получится, а в компании исследователя он так и останется одиноким волком.

Внеочередным и наиглавнейшим этапом сегодняшнего распорядка дня становится поиск еды. Запасы, обнаруженные в их хижине закончились при первом и единственном приёме пищи. Как бы этот факт не мысленно не разочаровывал Масао, делать было нечего - придётся возвращаться в деревню и блуждать по оставленным домам.
- Вчера мы находили рис. Я помню этот дом, - еле проговаривая, но всё ещё с неким остатком сил, который позволяет позавидовать Иошиэки.
Масао отчуждённо поднимает глаза на исследователя. Заставляет себя подняться, всё-таки голод сильнее желания отлежаться в покое и условной тишине.

Вскоре они следуют по тропе, ведущей в город. Всё та же дорожка, всё те же пейзажи, только под другим освещением, менее тусклым. Дойдя до того самого места, до того самого дома, в котором вчерашним вечером один из них отыскал рис, они поспешно собирают его в попавшуюся под руку глубокую миску. Через полтора часа возни с промывкой и готовкой они всё-таки утолят жажду.
- Как насчёт прогуляться по течению воды? - Предложение рождается спонтанно, но поддерживается умиротворённым кивком.
В этом городе их преследует напряжение. Удушающим смогом оно следует по пятам, наступая на ноги. Ощущение остановившегося мгновения призрачно, ошибочно. Оно застелено одеялом нарастающего колющего сомнения и лёгкой паники, той самой, которая изматывает до безумия, а не обухом по голове проявляется в истерии.

Прогулка не оказалась долгой. Они отходят от города на двести метров, замечая, как широкие границы реки превращаются в узкую, крошечную полоску, уходящей вглубь леса.
"Разочарование"
Возвращение в хижину у ворот.
Вчерашнее столкновение ещё отголоском будет проноситься по ране Иошиэки и ярким полотном воспоминаний в голове Масао. Выматывает. Ровно как и предстоящая встреча, о которой прояснилось ровно столько же, сколько и о самой организации.
Юноша по-прежнему укутается в плед и прямо вытянется на кровати, а мужчина, подобно обиженному коту, уткнётся носом в угол, преподнеся к голове мягкую подушку, и свернётся в клубок, закинув на себя несколько одеял.
Ни тот, ни другой не уснут, хоть и сильно-сильно попытаются.

Беспощадно быстро стемнеет. Солнце розово-фиолетовыми оттенками распадётся на листву, просачиваясь ядовитым светом по вершинам домов и зданий неподалёку. Ветер пронесётся с шумом покачивающихся деревьев, но быстро замолкнет; воцарится душная тишина непроходимых чащ.
Они выйдут позже, когда луна властительницей воссядет на небесном троне. Пойду тихо, осторожно передвигая ногами, но стремительно, чтобы не опоздать. Всё тот же передвигающийся огненный свет встретит их в окнах библиотеки, и всё так же исчезнет он за обильными стеллажами книг, заприметив в дверях двух путников. Сложенные будто буклеты плащи выжидающе лежат рядом со стопками книг. Первым потянется Масао. Он плавным движением руки стянет сперва один, откинув его назад, к Иошиэки, а после второй, тут же накинув его на плечи.
- Вы готовы? - Спокойно, рассматривает полки, наклоняя голову в разные стороны, пытаясь рассмотреть кого-нибудь в библиотеке.
- Боитесь? - На выдохе. Поворачиваясь к Иошиэки, Масао ступает к выходу под истошный скрип половиц.
- Немного. - Глухо и в смятении.

Дорога до храма оказывается сравнительно недолгой. За библиотекой Масао находит вытоптанную тропинку, по которой они решают пойти, минуя развилистую сеть за воротами города; и вместо условных двадцати минут на ходьбу они тратят десять. Каменные плиты отблесками отдаются благодаря факелам, расставленным на свободной территории меж руин. Растворяются в тишине скромные щелчки огня. Масао тревожен, обеспокоен, Иошиэки на грани паники, теряется в деревьях, часто ёрничает и водит головой, пытаясь что-то отыскать в темноте; бесполезно.
Минуя все преграды, они оказываются у ритуального места.
Два ряда из пяти священников, руки их сложены, головы покрыты капюшонами, лиц не видно. Масао тревожно поправляет плащ, проводит рукой по лбу, захватывая пряди чёлки и откидывает их назад, чтобы прикрыть лицо. О том же просит Иошиэки. Казалось, Масао слышит не только его шёпот, но и стук сердца, движение крови.

Молчание. Странное и тревожное.
Растягивающееся мгновение тишины, хладнокровное и пугающее.
В затянувшейся паузе Масао отводит взгляд от последователей, замечает клетку и юную девушку внутри. Её кожа в свете факелов блестит той детской невинностью, которая позволяет отличить её от взрослой женщины или подрастающей девушки. Ребёнок.  Она напугана, в глазах - ужас. Ноги, руки связаны, рот закрыт толстой тканью, еле доносится тихое мычание.

- Чтобы присоединиться, - начинает один из компании; голос его низок, он говорит чётко и резко, - вам нужно убить девушку.
Сердце кольнуло. Масао почувствовал, как оно звоном распространилось по телу и замерло тяжестью в руках. Иошиэки не шевелится. Или так кажется юноше, который своей высокой статью перекрывает вид. Руки дрожат. Чтобы успокоиться, Масао крепко сжимает кулаки. Помогает едва ли.
Они стоят, будто бы обдумывая сказанное мужчиной в плаще, но предельно ясно  то, что никаких убийств на этой миссии не будет. Иошиэки, резко схватив Масао за руку, приближается.
- Мы не должны... так нельзя... это жестоко, - связные обрывки фраз, еле выдавленные, переходящие в истерику. Однако Масао боится не меньше. Воспоминания непрошено всплывают из самых потаённых уголков сознания. Пытается избавиться, но монументальность без движения только усугубляет.
"Не стой, вперёд", - голосом Рины отзываются его мысли, приводя в чувство покоя и заставляя действовать.
"Всё получится. Никто не умрёт"

Он делает шаг, хватая Иошиэки за руку. Тот противится, выдергивается и тяжело дышит; но Масао настойчивее. Дрожь с ещё большей силой, будто бы цунами, обрушивается на руку. Правда, на одну - ту, которая сжата в кулаке.
- Я боюсь не меньше вашего, - вторит он тихо, едва уловимо, не показывая слабость перед наблюдающими последователями "Ард", - но здесь никто не погибнет. Хватайте девочку по моему сигналу и бегите в дом, прячьтесь.
Но Иошиэки продолжает упираться ногами в землю, вырывается, тело его пронизано дрожью.

На каменном пьедестале он обнаруживает два кинжала и ключ от замка.
"Мерзко", - сопровождаются его действия. Он берёт предоставленные материалы и отдаёт одно из орудий убийства  Иошиэки, который трясёт им обеспокоено, чуть ли не бросая на землю. Девочка замечает это; на заплаканном личике проявляются громадные потоки слёз, тяжкими гроздьями впитывающиеся в обмокшую ткань, которой перевязан рот.
Масао проворачивает ключ в замке, отворяет дверцу деревянной квадратной клетки. Застывает.

- Сейчас, - бросая кинжал в сторону, произносит Масао, не давая шанса последователям организации ни секунды на обдумывание. Он складывает печати, концентрируя во рту чакру, преобразуя её в липкую патоку, которую струёй направляет на людей в плащах. Обездвижены, но не без оружия.
Он бежит к ним, сокращая дистанцию. Заводя руку за спину, резко выпускает в одного древесное копьё, попадая в таз, рассекая кость.
"Только один"
Печать, и древесная стихия разрастается в разные стороны, задевая оставшихся членов организации. Они падают.
Иошиэки же в это время забирает девочку, которая, отталкивая его всевозможными способами, всё-таки сдаётся под успокоительное:
- Я тебя спасу.
Когда условные противники остаются повержены, исследователь с девочкой на руках уже скрывается за каменными плитами, сломя голову минуя расстояние, чтобы успеть спрятаться в городе.

Масао осматривает территорию храма. Из спуска под землю появляется факел, а затем и голова, окинутая капюшоном. Здесь он остаётся одиночкой, теперь защищает только свою жизнь.
"Неужели не конец?"

Отредактировано Masao (28.10.2019 22:59)

Он выпрямляется. Так, как делают это благородные львы, надменным спокойствием проводя взгляд по округе и застревая на взошедшей фигуре. Лишь небрежно падают расслабленные руки под стать учащающегося сердцебиения.
"Успокойся", - вторит внутренний голос прежде всего рукам, но никак не беспочвенному не возникающему нервозу, беспечно игнорируя слова незнакомца, но они мерзким эхом обрушаются на него, превращая тишину в жуткую симфонию - однотипную совокупность звуков.
"А могли обойтись без концептуальной патетики"

Голос мерзок. Столь же мерзок, как отвратительно взбухающая язва на теле больного. Противный тембр эдаким скрежетом рвёт его собственные связки, заставляя Масао растериваться в попытке избавиться от ощущения рваной струны, заполняющей глотку кровью; он спешно глотает слюну, растрачивая зря так необходимую концентрацию.
Одно слово за другим. Упоительно звучат предложения; тело как бы само по себе отказывается делать шаги назад, увеличивая дистанцию, одновременно с тем мужчина выстреливает метко, бьёт убедительно точно в то самое, напоминая о его слабости - неуместной в сию же секунду травме, тут же дающей о себе знать беспокойным тремором рук. Он спешно сжимает кулаки, до такой степени сильно, что, кажется, зазря усиливая дрожь.

"Трусливее", - хорошо подмечая в предложении слово, юноша безразлично рассматривает лицо. Его борьба с наградой прошлого не прерывается, но более не видна: спустивши рукава одежды, Масао скрывает один из своих постыдных недостатков за тканью, наивно полагая, что противник не увидит.
"Дурак"

Он наблюдает, осторожно рассматривая каждый шаг незнакомца, подходящего непристойно близко. Выжидает, уверенно прислушиваясь к шороху его движений, пока они окончательно не растворяются в гуле леса - примечательной тишине, манящей своей необузданностью.

Движение.
Масао бдит, лезвие игриво поблёскивает, отражая собой отскакивающиеся с треском искры огня ближайшего факела.
Секунда. Другая.
Волной его окутывает страх, обволакивая, проникая внутрь и пробираясь сквозь плоть так, что он начинает отчаянно переступать из стороны в сторону. Совместно с руками дрожь охватывает целиком, пробирая истошным ужасом тело и ноющей болью шрамы; Масао растерянно всматривается в мужчину, который неспешно достаёт оружие, металлическим звоном отражающееся в его голове жестокими воспоминаниями.
"Опять?" - Страх реален, похож на тот, что сопровождает его из миссии в миссию после вылазки из ада, но чрезмерно быстр и непоследователен; и если сердце боязливо шепчет, припоминая ранами жуткую боль, то голова не может смириться с леденящим ужасом, беспринципно разрушающим его на мелкие части.
"Или иллюзия? Но... когда?"

Медлителен и много думает. Так или иначе, нужно было действовать. Апеллировать зовом сердца - привычка сомнительная, за давностью лет покинувшая его.
Он подносит руку к подбородку, искривляя её в тривиальной печати, заставляя поток чакры попытаться развеять наводящие ужас чары; и едва успевает приметить надвигающуюся на него фигуру с пламенным лезвием в руке. Смешиваясь с факельным освещением, исходившим ритуальным светом неподалёку, приближающееся огненное мерило средневекового правосудия провоцировало в нём торжествующее представление-убеждение в проигрыше от рук испепеляющей стихии, пока в голове не возникал образ близкого человека, повторяющего:
"Не время сдаваться"

Необычайно тяжело складывать печати, руки пока ещё не слушаются, но, концентрируя чакру в дрожащей конечности, он выставляет её вперёд, посылая в сторону надвигающегося высокого мужчины, сжимая в ладони толстый ствол дерева, остриём оканчивающееся. Оно быстро летит на представителя культа, не отражая удар, но в призвании остановить человека ответным движением.
Глаза Масао изменяют цвет, смешиваясь с красно-оранжевым. В них пока ещё отголоски страха, однако за узким разрезом он пытается казаться спокойным и лукавым, надменным и холодным, но выражение лица постепенно меняется; подобно шрамам его начинает рассекать улыбка, то ли безумная, то ли язвительная, но точно пока непонятная за постепенно приподнимающимися уголками.

Отредактировано Masao (06.11.2019 14:11)

Преодолевая оковы бесшумной иллюзии, он целенаправленно бьёт возникшим из-под рукава одежды копьём в мужчину, просчитываясь в одном: тот наверняка приём уже видел. И если покинутые края гендзюцу заставляют его мысленно поблагодарить своего земного ангела-хранителя, то промах, наоборот, несчастно выругаться, сопровождая рождённое в голове одинокое слово результатом непродолжительной наблюдательности:
"Какой юркий"

Юноша задерживает дыхание, теряя прыткого мужчину за распахнутыми дверьми клетки. Так удары сердца кажутся объёмными, более звонкими, отдающими прямиком в височную область. Рот всё больше искривляются в неестественной улыбке; за приподнятыми губами теперь виднеется острый кончик правого клыка. Руки дрожат, однако так, как делают это всегда в крайне волнительные моменты: привычно и бессмысленно, не заполняя всё тело удушающим волнением, обездвиживающим страхом прошлого; да и есть ли что-нибудь ужаснее тех двух дней? Безответность вопроса удручает, но реальность не так жестока. 

Фигура неустанно двигается, преодолевая расстояния. Он же, сбросив древесную технику, подмечает противника уже кидающим в свою сторону огненный меч, всё тем же предвестником смерти летящим с испепеляющим пламенем. Масао не раздумывает над защитой; руки более не сдержаны, печати складываются легко, а сознание чисто (и только приятное волнение шумным стуком сердца даёт о себе знать: настолько шумным, что, кажется, лидер организации тоже слышит его). Он одну за одной ускоренно складывает печати, образуя перед собой высокую стену - первое изменение ландшафта за всё время, так идеально подходившее территории рядом с храмом. Земляная стихия, со звоном останавливающая меч через считанные секунды сталкивается с могущественным огненным потоком, изрыгаемым оппонентом сразу же после броска.
"Мало", - обречённо.
"Заканчивай", - фривольно и маниакально отзывается в голове нотками безумия, что так долго сдерживалось им самим же где-то глубоко подобно пагубной привычке, убийственной анормальности, жестокой болезни.

Концентрируя чакру в ступнях, он одним прыжком взбирается на вершину горячего камня, принимающего удар раскалывающего плиту огня. Попутно складывая очередную вереницу печатей, Масао оказывается высоко над противником, озирая его надменностью взгляда. Он уверен в технике первого Хокаге, несвойственно и беспричинно игнорируя навыки стоящего подле него мужчины. 
Ландшафт изменяется вновь, правда, теперь в большем масштабе. Возникающие из-под грубых, застеленных каменными массивами вырубов  корни поднимают с шумом и пустующую клетку, и человека, за которым Масао пристально наблюдает. Врезаясь в покосившуюся плеяду колон, объёмные стволы причудливых деревьев удерживают их от окончательного падения. Древесина разрастается без остановки, покрывая обильным лесным полотном часть территории у спуска в подземелье. Тонкие частые ветви, извиваясь подобно ужам, стараются захватить высокого шиноби, лишив его возможности складывать печати, связав и закрепив в одном положении. Одно за другим деревья поднимаются, тяжело выпрямляясь и пресловуто изгибаясь над и под  лидером сектантов.

Юноша восхищён, глаза наполнены злостным ехидством и переполнены надеждой. Ему доставляет неописуемое удовольствие возникшая пред ним картина, застилающая руины древности. Приседая в ожидании действий или слов противника (готовый на всё), он язвительно ухмыляется , разрушая типичное обличие тихого молодого человека; синдром вырывается, затуманивая рассудок, но спустя время, когда внутренний ритм пульсирующим напряжением спадёт на нет, руки перестанут биться в треморе, всё вернётся на круги своя, стоит только дождаться.

- Не расскажешь, что же тут происходило? - Он манерно опрокидывает голову сперва назад, раскидывая за спиной копну волос, а затем переводит её вправо, подпирая кулаком.

Отредактировано Masao (23.11.2019 11:22)

- Ц-ц-ц-ц-ц, - указательный палец выставлен вперёд, пренебрежительно ограничивая соперника неодобрительным движением вправо-влево в ответ на саркастичную выходку рукой, - без неожиданных движений, - язвительная ухмылка распластывается по лицу, лукавым прищуром Масао всматривается в мужчину.

Ему не пристало извиваться ужом вокруг жертвы, но что-то внутри так и рвалось наружу этой принципиальной жаждой победителя.
Он осознавал, что это слабость; неприятная, тяжкая, аки бремя, которое волочится за ним на толстой цепи якорем. Вместе с тем принимал Масао приятную терпко обжигающую сладость, разливающуюся тысячью водами, которая сквозит через преграды его рта. Однако вместе с восстанавливающимся сердцебиением возвращается к нему и понимание ситуации, незначительно тускнеет улыбка, теряется живой блеск глаз, возвращаясь к своей противоречивой дымке.

Его спускает на землю философское заключение мужчины, потому что... находит в ней общую со своей проблематику. Он напряжённо припускает правую бровь, недоверчиво возникает межбровная морщина. Масао внимателен и сосредоточен, уже не подпирает кулаком упавшую вбок голову, а прямо восседает на вершине каменной стены, сложив ноги в позе лотоса.

"Я не жил. Ни здесь, ни где-то ещё", - проносится в голове в попытке вырваться наружу, но вместо подтверждения словам мужчины получается:
- Самонадеянно и утопично, ведь даже в этой глуши то общество, от которого они все бежали, - он делает лёгкую паузу, чтобы наполнить диафрагму, с особым акцентом, чуть приглушённым звуком, - и, по всей видимости, ты тоже, всё-таки настигло вас.
"Беспрецедентно, что именно мною"

Масао размеренно прибирает ноги, чтобы подняться; делает это со словами органично, чтобы ни один звук не вырвался поперёк.
- Общество безобразно и отвратительно в своих суждениях. Вот только стоило ли давать кому-то надежду, что чьи-то экзистенциальные проблемы призрачно найдут решение в изоляции? Или ты ощущал  себя помазанником, предполагая, что предоставляешь людям то, что они хотели? Впрочем...

Он делает глубокий вдох, чтобы сбить примитивную мысль, которая возникла в его голове критическим отказом веры в то, что кто-то находит в подобном пособничестве отдушину.
И очередной диссонанс, расплывчато провоцирующий его на сопротивление самому себе. Отчётливо он твердит о правоте мужчины, но эфемерной вспышкой возникает убеждение, что это не решение, что его случай - другой. Другой ли?

- Я бы желал продолжить нашу глубокосветскую беседу, но меня интересуют жертвы. К чему убийства людей? Чего вы добивались? Или это типичная позиция вседозволенности?
Вероятнее всего, он задумается об этом позже, когда будет возвращаться до Иошиэки со спасённой девушкой. Правда, сейчас, смотря на обездвиженного соперника, Масао всё-таки сожалеет, что миссия затянулась, и он устал; что пора бы возвращаться туда, куда возвращаться не хочется.
Поднимая руку и поднося её к голове, он чувствовал, как широкие рукава одеяния плавно скатываются вниз. Вновь поправляет он движением чёлку, не отрываясь от оппонента, как символ готовности к финальному аккорду.

Отредактировано Masao (29.11.2019 12:08)