Беззвучный вдох; воздух освежающе пробирается через гортань и заполняет каждую жилку его слабого тела. Он обессилено отвёрнут, подбородком едва ли не касается выступающих ключиц.
Топот. Недовольный, громкий.
Он сильнее закрывает глаза. Подобно сносящему урагану проносится мимо него сестра, волной протягивая напряжённый движущийся воздушный поток; он порывисто, резко поднимает тонкие пряди волос, они так же скоро принимают исходное положение, располагаясь неровно. Масао напрягается, ощущает этот тягостное протяжное настроение, которым переполнен добравшийся её аромат. Острой болью пульсируют виски; и пока неутихающие прострелы ежесекундно обрывисто терзают его голову, он ощущает, как сердце с горестью убыстряется, с сожалением отзываясь на сказанные им слова.
"Это глупо, Мао, она уже не слышит"
Однако он не мог сказать иначе.
Масао неуверенно открывает глаза, выравнивая голову, не успевая перевести взгляд с выхода на сестру. Она появляется напротив него жадным блеском линз; и единственное, что он успевает почувствовать помимо решительного сверления её незнакомых очей - это твёрдая холодная хватка.
Ему неприятно, он в абсолютном смятении, но не позволяет чувству физически проявится - только сжатые скулы болезненно отзываются на сжимающиеся ладони сестры. Пустотой увядших полей он безэмоционально вкрадывается в её глаза, непрошено выискивает истину, суть Рины, той самой девушки, которая приносила ему лекарства, так и не находя в них родного неба.
С сомнением разрастается его отрешённость. Спустя долгое время, исключая период восстановления, когда одиночество становилось навязанным принципом существования, он впервые хочет закрыться, вырваться из её роковых прикосновений, отказываясь принимать эту яростную позицию.
Жизнь. Самая настоящая, несправедливая, убивающая рутиной жизнь. Жизнь людей, которые вынуждены искать смысл в сражения, которые вынуждены участвовать в войне, которые ненужно и беспощадно гибнут там же, окрашивая своей кровью вековую почву.
Жизнь. Та самая, которой следуют шиноби.
"И не мы выбираем эту жизнь"
Он слушает. Недоверчиво, глубоко всматривается в выразительность её мимики, слышит её наполненную надрывом речь, но слова не попадают в него; они пролетают мимо, словно усталые птицы, скитающиеся в поиске тёплых краёв глубокой осенью. От громкости извергаемых звуков руки его не утихают - с большей амплитудой разрастаются в треморе.
Действительно, месяц. Тяжёлый месяц.
Месяц в обоснованном желании суицида... но и он прошёл, остался позади, как остались и те два дня, как остаётся позади вчера; рано или поздно забудется ревущая боль, перестанут трястись руки, а вместе с этим оборвётся лента воспоминаний.
"Не права," - повторяет он мысленно, её же голосом позволяя эху пронестись внутри, задеть струну, отвечающую за стук сердца; оно вновь отзовётся на её шипение ярким ударом.
Он не узнаёт её. Не видит сходств между той, которая жила в этом доме до миссии, которая заваривала чай во время его болезни. Она стоит пред ним другая; и осознание этого терзает его, он всё больше вбивается в кухонную мебель, пытаясь испариться, оказаться в комнате, либо банально увильнуть от разговора, избежать который планировал изначально. Он теряет её приятный образ, затихает ласковый тембр, читающий книги; и даже медленное движение по руке Масао не сопоставляет с сестринской заботой, отчего тремор не останавливается, а сам он не успокаивается.
"Нехорошо"
Мао повторяет за ней, то ли убеждая себя, то ли в надежде донести всё-таки глубокий смысл, которым она безошибочно наполняет пафосные речи.
"Неправильно"
Руки чувствуют лёгкость, подобно холодным цепям, растворяются её сердитые касания; он расслабляется в ощущении недолгой свободы, пока дом опять не разъярённо громыхает от напряжённого высказывания. Ему не дать ответ, сложно подобрать то самое, что с высокой вероятность успокоило её, свело остроты на нет.
Раскидывая руки в стороны, Масао упирается остатками сил, потихоньку скатываясь на пол. Приземляется, обречённо раскладывая конечности на коленях и откидывая голову слегка назад: так, чтобы волосы, формирующие чёлку, нежно скатились в разные стороны, раскрывая искалеченное парой шрамов лицо.
"Не по-человечески"
Он не может осуждать, но ход её мыслей находится слишком далеко, чтобы дотянуться рукой или просто принять, как данность, поддержать и сопереживать.
Она начала приготовление чая. Он мысленно хмыкнул в надежде на то, что рассеивающийся в пространстве пар, подобно её ярости, вскоре перестанет исходить; в надежде на то, что их разговор всё-таки не будет наполнен яркими эмоциями, будоражащими сосуды.
В паузе после значительно оконченной речи он размышляет над целесообразностью его голоса в данный момент. Нет, он всё-таки выдерживает необходимые минуты молчания, чтобы Рина с большим нахлыстом всеразрушающих эмоций не обрушилась на него с громогласной речью.
Беззвучно тянется тонкой струйкой пар.
Звонко в груди отбивает ритм сердце.
- Знаешь, - он не отрывает взгляд от потолка, пытается говорить тихо, но голос обрывается совместно с покатившейся по щеке слезой, - я помню кое-что важное.
Воспоминания вызывают улыбку. По-настоящему благодарную и теплую, отчего, вероятно, слёзы интенсивнее рассекают его бледную кожу.
- Я помню тебя, подглядывающую за мной, когда врачи заходили в комнату, - он глухо всхлипывает.
- И единственное, о чём я думаю сейчас, - ранимым касанием Мао проводит по щеке, стирая с неё мокрую дорожку, которая мгновенно заполняется новой влагой, - это то, что ты жива. А прошлое остаётся в прошлом, подобно падающей звезде, которая никогда более не засияет в темноте неба.
Он обречённо вздыхает: тяжело, но как можно тише.
И в этой паузе, понимая незаконченность своей мысли, всё-таки находит силы, чтобы договорить, каким-либо образом достучаться до неё.
- Пусть то, что было месяц назад, остаётся там, где-то позади.
Разговор, который не должен был состояться сейчас.
Разговор, вынуждающий его подбирать слова.
Разговор, который заставит его находить силы в моменты, когда это невозможно.
Отредактировано Masao (2019-11-24 23:26:43)