За столько времени на границе и в постоянных вылазках он успел отвыкнуть, каково это, находиться внутри стен деревни, не проверяя каждый куст на наличие чужих ушей, и чувствовать себя в сравнительной безопасности.

И деревня, вроде бы, не изменилась. Вроде бы, потому что после трёх дней пути без привалов Рюджи заметил бы изменения только масштабов какого-нибудь кратера на половину Конохи. Кратера не было, да и чёрт с ним. Уже поэтому можно не забивать уставшую голову и не пытаться размышлять, как всё успело поменяться.

Сначала заскочить к матери, чтоб не волновалась, выслушать все её тревоги и убедить своим живым примером, что всё в порядке. После этого сразу в другой район деревни, надеясь, что за этот год квартира не поменяла владельца: и только увидев неизменную табличку на двери, Рюджи понял, что торопиться было необязательно. Запоздалая мысль о том, что можно было зарулить к себе и принять душ, посетила его ровно перед тем, как костяшки пальцев ударили по двери.

Тишина. Рюджи постучался снова, прекрасно зная хозяйку этой квартиры и готовясь ждать столько, сколько потребуется. Вообще-то, где-то были запасные ключи, и он даже когда-то о них знал, но сейчас, сколько ни морщился и ни скрёб затылок, вспомнить информацию годовой давности не удавалось. Стук. Тишина. Ещё стук. Хизуру нет дома? Вообще не проблема, он подождёт. Второе дыхание, открывшееся где-то на третьи сутки без сна, не давало остановиться и гнало его вперёд в любой, даже самой мизерной цели, иначе бы он просто не дошёл.
Дверь открылась раньше, чем он был готов ждать.

Запах шампуня и мыла перебил даже его собственный, горькую смесь пота и дорожной пыли. Рюджи подался вперёд, но порыв сгрести всё это великолепие в охапку угас на полпути, видимо, второе дыхание всё-таки кончилось или совесть проснулась, не давая лапать грязными руками. Зато можно было пялиться и улыбаться, против этого совесть возражений не имела.
— Вернулся, — выпалил Рюджи очевидную вещь, и для придания веса этой очевидной вещи ударил себя по груди. — Обещал, помнишь?

Чтоб войти в эту дверь, не ударившись головой, требовалось пригнуться. Обувь вместе с запылившимся рюкзаком Рюджи бросил недалеко от входа и, неловко ступая босыми ногами, чтоб не наступить на внезапный сюрприз в виде присохшей к полу кисти, осмотрелся, пытаясь уловить изменения.

Критичного ничего не было, разве что бардак самоорганизовался как-то по-другому. С привычками Хизуру эти изменения могли случиться за неделю, за месяц или за день, так что снова ничего важного.

— Можно, — нет, ему кофе было буквально нужно. Кофе или сон, но с последним пока всё было трудно. — Пустишь в ванну, для начала?
Бряканье чашек на кухне могло означать согласие, но на всякий случай Рюджи дождался, пока Хизуру вернётся, обойдёт его, как будто изучая, и сядет на подлокотник кресла. Намёк более чем понятен, но нет.
Рюджи ухмыльнулся, мимоходом потрепал мокрые волосы Хизуру, стараясь не запачкать, и, снимая по пути одежду, пошёл смывать с себя грязь.

В ванной ещё стоял устойчивый запах шампуня, мыла и самой Хизуру — Рюджи отметил это мимоходом, скатывая грязную одежду в ком и метким броском отправляя в корзину для стирки.

Расслабляться было некогда: сперва обжигающий кожу горячий душ, потом, сбавляя температуру воды, остервенело скрести кожу, сводя с неё всю грязь и пыль. Запах, стоящий в ванной, не давал забыть о том, что в соседней комнате его ждут, и гнал назад как можно скорее. Если второе дыхание кончилось на входе в квартиру, то это было уже третье.

Сменной одежды не было, было только запасное полотенце, болтавшееся в углу ванной. Его Рюджи набросил себе на плечи, чтоб с волос сильно не капало, но, вообще-то, у него была ещё одна цель. Менее благородная, но разумная, если вдруг на кресле окажется пятно плохо просохшей краски: милая привычка, к которой он уже приспособился.

Кресло оказалось чистым, только пахло краской, как и всегда. Рюджи почти упал в него, растянулся настолько, насколько позволяла конструкция, и потянул Хизуру на себя, пересаживая с подлокотника себе на колени.

— Суми, — он пробормотал это куда-то в район чужого уха, прижимая владелицу этого уха к себе понадёжнее. Не потому, что Хизуру была склонна к побегам, а потому, что ему так хотелось, — Я скучал.